Ни к чему углы души моей не лежат; Время суток - пять, пятьдесят пять. Из меня выпадают мои стишата,. Как из челки выбившаяся прядь За мной табуны неоднозначных лиц, Зависающих над землей туманным упругим паром, Взглядом тычутся в пух моих руковиц, Походящих на белок трофейных под светом фар. Все друзья, как один, до мозга костей шпана, Вне зависимости от количества годных мыслей, Независимо от наполненности кошелька, Высших образований, выраженных амбиций. Никто еще, как они, не умудрялся пить, Горланить попсовых до дрожи бездельных песен. Держусь за воображаемый поручень, чтоб не скользить В их дискуссионном непередаваемом месеве. Меня бог оставил одну взрослеть, Вручив гладкий обрывок прессованной целлюлозы, Коему, наивно, учесть я предрекла - гореть, Неисчерпанным/незапятнанным, как стрекозы Вырывающимися, словно из бенгальского огонька - Жалящими теплом - искрами; По Булгакову: рукописи не горят. Писать не о чем. Все до меня написано. Да меня саму, будто острием карандашным вывели. В форму - точь в точь по эскизу - залив смолу, Номер партии переиначили в буквы имени, А срок годности в непримечательную болтовню, Чтобы заинтересованные не спалили Едем дальше: в меня, как в комочек глины или сваленной шерсти Потихоньку - со спичку размером капельницей, Нестерильной специально не защищенной ни от каких инфекций, Вводят клейкий сироп из умений, моральных качеств. Жизнь вдохнули, и вот я жужжа, настоящим шершнем, Награжденная перечнем индивидуальных навыков, Меж двух стекол кривой амплитудой подрагиваю и раскачиваюсь Кверху брюхом и не могу перевернуться на лапки. Но зато я, бесспорно, уже вызываю симпатию! Уже вдохновляю! В перспективе: неплохо готовлю, тепло обнимаю, Мечтаю вить гнезда из одеял/простыней/подушек, Не выношу мозги, все с готовностью принимаю, Включая участие в сомнительных авантюрах, По субботам и пятницам водку пью, всегда азартно играю, До нельзя ранимая творческая натура, Верная, но с блядскими светящимися глазами, Замыленными линзами на зрение минус пять. Я берусь за гитару, когда не нужны слова, Когда слоги настойчиво не обретают формы, Раскаленные обстановкою до бела, Обеззараженные от сущностей ксероформом. За слова - когда сердце не в такт мелодии. На портреты толкает ноющая пустота/ Переполненность, или когда по очереди, Когда ключевое не угораздило в мой капкан. За НЕГО я хваталась во всех из возможных случаев. Смотря, упиралась в запястья или ключицы, В тени складок рубашки цвета весенней тучи - Этого не сотрешь, ни вайт хорсом, ни ванишем, ни делитами. Сам смотри: персонажи всегда - детали одной мозаики. Персонажи - кусочки цветной керамической плитки. (Не металлы ни в коем случае - металлы скрепляют спайкой) У них - швы в затирке границей пикселей. На отход, как удавшийся натюрморт. Все едино - детали одной картинки, А вблизи полноценные - лишь дополняющие - единицы. Вот такая концептуальная цельнонеметаллическая парадигма. Черт. Мне же, растворяясь в проеме, велел не терзаться. Как сейчас помню: позвоночник колками гитарными Скрипит, словно переворачивается; Струны слева то натягиваются, то пузырятся; В глазах силиконовые пластинки и те слезятся; Легкие поочередно надеваются на заточки, А в подкорке дезориентация, как у щенка получившего по носу. От мысли, что мы непрочны - и не должны быть прочны - в зобе соленой капелью слезы клокочут. \"Все слезет апельсиновой цедрой\" - говорит мокрым мурлыкающим голосом, И сам - раздавленной ягодой, кутаясь в ворот, идет наполнять пепельницы. Но ветер его же Kemel быстрее скуривает. Зато кровоток в паху не нарушается поясом верности. (Хоть и в это предание с трудом верится) \"А гармоничная была пара\" - скажут люди - солдат в жилете противопулевом, Весь порывистый кожаный терракотово-бежевый, и девочка-смертница. Красота невозможная аж зрачки закупориваются! Ну давай. Отвертку в нутро, забывать-морозиться. На изломе себя чини. Не забудь глушителем крестовой отвертки прицелиться. В переносицу И каждое утро по дороге в университет фиолетовым шарфом себя душить \"Все ради тебя же. Твоей же жизни, твоей же правды и простоты\" - говорит А я говорю: \"У меня в сумке маникюрные ножницы, и я ими пропорю тебе горло, за то что думается уйти\" \"Если останемся, то воткнешь позже полноценные швейные, не маникюрыные. Уж прости, Тебе меня рядом не нужно. Такое сокровище обрести и не заслужил,и не по пути\". И не ловко спросить ведь, какой ценой Пятьсот дней общей жизни угораздило в плафон, Чтобы там, не задетым сквозняком и весной, Иссыхать, обреченным крошечным мотыльком. Бог с тобой, благоверный мой, ты со мной. Цепким профилем в трещинах штукатурки, Маршрутке двести шестьдесят шестой, Случайном темноволосым прохожем в джинсовой куртке, В том фильме, где Нортон - главный герой, В каждом велеке, каждой гулкой четырехструнке. Правда, пахнешь теперь глаженным бельем и стеной, Когда рядом с тобой просыпаемся каждое утро. От того, что хожу к психотерапевту Мне лучше спится и хуже пишется. Он пластиковым совочком копается в песочнице м