Война шла мировая, пока еще вторая, А я был восемнадцатилетний лейтинант. Училище закончил, с отличьем, между прочим. На фронт, конечно, рвался проверить свой талант.
И в первый раз, не скрою — весь холодел душою, И ноги подгибались, но двигался вперед. В атаку — бить фашистов, захватчиков, нацистов. За Родину! И за весь наш народ!
Прошел еще два боя, бойцы гордились мною, Медалью за отвагу был даже награжден. Но вышло так однажды, как не бывает дважды. Я был самим собой... Самим собою подведен!
В бою за деревушку, что в 33 избушки, Приказ был отдан четкий, врагу не уступить! Но немцы шли стеню, как огненной волною, И мне внезапно захотелось жить!
Долбила мысль такая, сознанье донимая, Ведь эта деревенка, не Киев, не Москва. Зачем же здесь держаться, за что здесь насмерть драться? Колоколами били в голове эти слова!
И вот, когда комбата, бывалого солдата, Осколок прямо в сердце, попавший, погубил, Я не воскликнул: «Братцы, меня теперь держаться!», А бросил свой окоп и отступил.
Когда в тылу очнулся — себе я ужаснулся. О, что же я наделал?! И нет прощенья мне. Вернуться бы обратно, да то невероятно. И от стыда душа моя горела, как в огне.
Я думал — расстреляют, здесь шуток не бывает! Такой лишь приговор для труса в назиданье всем! Но спас Иосиф Сталин. Мне шанс был предоставлен Приказом номер двести двадцать семь.
Погоны отобрали, медаль снять приказали. И в батальон штрафной перенаправили служить. Восстановить безвинность, безмерную провинность. Указ был мне суровый — своей кровью искупить!
В штрафбате перед строем, что был потрепан боем, О подвиге свершенном, нам зачитан был отчет — Штрафник в бою поднялся, был ранен, но не сдался, И уничтожил всех прижавший ДЗОТ!
За это в тот же вечер герой тепло был встречен, И в звании своем он восстановлен в тот же час, Награды все вернули, и в часть его родную, Он возвратился снова, став примером для всех нас.
И сердце мое рвалось и снова не боялось, В бою столкнуться с пулей и навсегда остыть. Я не хотел иного, сражаться лишь бы снова! Горел желаньем свой позор забыть!
И вот, через неделю мы заняли траншею, Перед атакой первым эшелоном наступать! Заград отряд встал сзади уверенности ради, Но не пришлось на этот раз огонь им открывать.
Едва команда взвилась, — «Пошли! Отставить милость! Громи фашистских гадов, подонков Гитлера!» Я был хоть и не первым, но все же не последним, Кто из окопа встал, крича «Ура!»
Потерь было немного, ведь враг почти весь дрогнул, Не выдержал напора и начал отступать. Но гордый пулеметчик, а с ним его подносчик, Остались до конца свою позицию держать!
Ведя остервенело огонь по нам умело, Они наш батальон штрафной заставили залечь. Я был к врагу всех ближе, и понял вдруг, что вижу Я выход. И гора свалилась с плеч.
Бросок во фланг, и пули в полметре промелькнули, В руке моей граната, трехлинейка за спиной. В воронке я укрылся и сердцем укрепился, Ведь кто-то из своих поднялся и рванул за мной.
И вот этап последний. Ну все, без промедлений! «Лимонка» крепко сжата, сам командую «Вперед!» Встаю и понимаю, что я не успеваю... Сюда уже нацелен пулемет.
...
В бою мы победили, меня восстановили, В военном званьи, и медаль вернули мне на грудь. Но, правда, лишь посмертно. Но рад я — это верно, Что все-таки сумел покой душе своей вернуть.
И пал в бою сражаясь, и пусть я повторяюсь, Но это лучше во сто крат, чем у стены расстрел. И да, я благодарен тебе — Иосиф Сталин, Что ты последний шанс предусмотрел!
Александр Черный Музыкант, 8 марта 2012 года, alexandrchm.narod.ru