Словно эльф в объятьях пьяного орка, Словно дерево, высохшее на корню, Русский бард бредет по дорогам Нью-Йорка, Перешагивая со стрита на авеню.
Мы привыкли к тому, что реальность сурова, Постоянно давая отпоры врагам. Здравствуй, Инна. Прости, что так долго – ни слова. Твой отъезд хорошо саданул по мозгам.
Я впоследствии многое думал об этом. И хоть чувства казались нам так горячи, Интересный союз музыканта с поэтом Был не вечен по целому ряду причин.
Час настал – и уже не спасала и вера, А долги прижимали – хоть волком завой. Не последнюю роль здесь сыграла карьера, А, вернее, отсутствие таковой.
Ты считала – хоть наши потуги красивы, Хоть искусство, конечно, и разум, и свет, У талантливых личностей нет перспективы, Потому что… А дальше – цитаты газет.
Про валюту, про банки, про рынки, кредиты, Про налоги, которые бьют наповал. Мне порою хотелось сказать – да иди ты! – Но, наверно, я в чем-то тебя понимал.
Ты уехала. Время помчалось по кругу. И утратив реалии стольких вещей, Я с тобою утратил не только подругу – Я утратил идею искусства вообще.
Денег не было. Впрочем, проблема не в этом. Я, конечно же, мог бы пойти на лоток, Контролером в трамвай… Но остаться поэтом После этого я бы, наверно, не смог.
Парадокс – не калека, не лох, не бездельник, А в карманах лишь ветер гуляет меж дыр. И однажды, устав от отсутствия денег, Я, собрав документы, потопал в ОВИР.
Мол, искусство стране подымать неохота? Дескать, банки нужны, а поэзия – нет? Ну и ладно. Даешь Корпорейтед такой-то. В самом деле, подумаешь – просто поэт.
Я по лестницам брел, как в бреду наважденья. Обивая пороги, старался, как мог. Вдруг с вершины какого-то учрежденья Я увидел весь город, лежащий у ног.
У судьбы иногда не дождешься подарков, А порой как повалят – опять и опять. Я увидел не просто любимый мой Харьков – Я увидел все то, что хотел потерять.
Было лето, и парка зеленая грива Стольким птицам дарила тепло и жилье. Шли студенты и пили роганское пиво. Вроде мелочь, а все же – родное, свое.
И один паренек из разряда эстетов Улыбнулся – я думал сначала, не мне. «Я вас знаю. Вы этот… Из классных поэтов. Ваша книга… Автограф… А можно жене?
Вы поэт. Вы, наверное, верите в чудо. Мы ведь с вами по духу не так далеки. Мы с женою хотели уехать отсюда, Но друзья подарили нам ваши стихи».
Он смущался, расстегивал строгий свой ворот, Говорил, что искусство вовек не унять. Я увидел не просто любимый свой город. Я увидел… А, впрочем, тебе не понять.
Мне бы имя твое чистым золотом высечь, Мне бы звезды тебе постелить на траву. Славься, Харьков! Каких ты там третьих тысяч – Я сегодня с друзьями в тебе живу.
Я люблю тебя всяким – уставшим, угрюмым, За улыбчивость дам, за мужской разговор. И покуда гитарные слышаться струны, И покуда Эсхара пылает костер,
И покуда нам дышится здесь и поется, И покуда поэзии тянется нить, Место каждому в городе этом найдется, Каждый сможет себя для людей применить.
И покуда политики и меценаты Будут верить в искусство, как в солнечный свет, Мы богаты. Наверное, очень богаты, Потому что нужны и банкир, и поэт.
Я, конечно же, выбрал нелегкую долю, И порою бросает то в холод, то в жар. Знаешь, Инна, я новую книгу готовлю, И, конечно, найдется тебе экземпляр.
И забившись под пальму, чтоб не было жарко, Ты прочтешь через год, через несколько лет Том поэзии. Город издания – Харьков. И, конечно, с автографом – «Русский поэт».