Я родился въ 91-мъ въ Херсонской губерніи. Назвали Мойше-Іаковомъ, былъ въ семьѣ первенцемъ. Въ три уже могъ изобразить Моцарта на тальянкѣ. Въ четыре переѣхали въ Одессу, на Молдаванку. Тамъ вышелъ случай: на задворкахъ пансіона курсистка во хмелю мнѣ потѣхи ради явила лоно.
Потомъ еврейская гимназія, Баръ-Мицва, зубрёжка Торы, Въ умственномъ развитіи одногодкамъ давалъ двѣ форы. Прячусь въ подвалѣ, погромъ синагоги, работа въ матрацномъ цехѣ. Въ пятомъ году уже давали черносотенцамъ на орѣхи. Передъ шельмецами не оставались въ долгу. Связался съ анархистами, раздобылъ наганъ. Сдѣлался маститымъ хазникомъ. Умертвили полицмейстера. Чудомъ избѣжалъ казни, ѣду на каторгу.
Въ заключеніи впервые прозналъ о Петлюрѣ, Сошелся съ Котовскимъ, что былъ тогда ещё при шевелюрѣ. Вышелъ по амнистіи, въ авторитетѣ, имѣя судимость. Позналъ прелесть первыхъ амурныхъ утѣхъ, у мадамъ Сильвы Моисеевны въ домѣ терпимости. Сколотилъ банду налётчиковъ, Взяли лабазъ мельника, спалили чердакъ. Купилъ лапсердакъ англійскій, ношу поверхъ тѣльника. Позналъ гречанку за четвертакъ. Множится кругъ подельниковъ.
Взяли ювелирный, въ варьетѣ завалились гурьбой, Взяли Гольдштейна и румынскій игорный клубъ, Охранка точитъ зубъ. Занялся аглицкимъ боксомъ и французской борьбой. Обдираемъ только зажиточныхъ буржуа, ни въ коей мѣрѣ не пріемлемъ кровавыхъ расправъ, «Ваши серьги, мадамъ, въ пользу бѣдныхъ, эскузи муа…» Сёма ограбилъ рабочаго, былъ не правъ. Пифъ-пафъ.
Съ вечера до зари пьяные вдрызгъ, Привѣчаю театръ, бываю на разныхъ премьерахъ, Снова сошлись съ анархистами, на Дерибасовской взрывъ, Въ 18-мъ стрѣляемъ изъ оконъ по офицерамъ. Срываемъ кокарды, добыли генеральскій Паккардъ, Ѣзжу, какъ Его Высочество Князь - Стать королёмъ Одессы – новая амбиція. Идёмъ на приступъ въ бюро регистрацій полиціи. Жжёмъ картотеку, у многихъ нашихъ новая жизнь началась.
Сидимъ на Дворянской, въ особнякѣ Айзенберга, Приторговываемъ испанскимъ порошочкомъ для знатныхъ особъ, Сдѣлалъ первую инъекцію морфія заради новизны, Пристрастился въ итогѣ, ни къ черту стали нервы.
Позналъ любовныя томленія - Купидонъ пронзилъ сердце смутьяна, Въ порывѣ страсти даже написалась чувственная ода. Женился на Цилѣ, дочери старика Авермана. Отгуляли пышную свадьбу. Отошёлъ ненадолго отъ дѣлъ и отбылъ на воды.
Налётъ на Собраніе и апартаменты Княжны. Справилъ себѣ имѣніе, поймалъ шальную пулю. Ангажируютъ въ красное Ч.К. вопросы рѣшать. Нѣсколько мѣсяцевъ пробылъ въ Стамбулѣ, Зарекался турчанокъ сношать.
Въ 19-мъ уже командую полкомъ, идёмъ на Петлюру, Вписались въ дѣло сугубо на сторонѣ пролетаріата. Недоросли да шантрапа дополняютъ сiю фактуру, Съ нами Котовскій, теперь уже безъ шевелюры И скубенты, изъясняющіеся изысканнымъ матомъ.
Фіаско въ бою за совѣтскую Украину, Ретируемся въ глубокій тылъ на поездѣ, Ощущая былинный стыдъ. Тутъ въ вагонъ-ресторанъ картинно входитъ Комиссаръ, а съ нимъ ещё одинъ содомитъ, Вынимаютъ маузеры, поправляютъ будёновки, «Гдѣ государева казна?», спрашиваютъ, - «Куда дѣлъ, жидёнышъ?»
Я вспомнилъ променадъ вечерній, Какъ мы кутили, ароматъ лилій, Какъ любилъ по-французски Цилю, Домовъ игорныхъ блескъ, шумъ ресторацій, Ахъ, мы умѣли кутежу предаться!
Комиссары же будёновки поправляютъ, Дискутируютъ за классовую вражду, Я же, у ногъ ихъ лежа, истекаю. Экипажъ въ эмпиреи отходитъ, не рискну на него опоздать. Вотъ и абзацъ, господа.