Мой дядя самых честных правил, Когда не в шутку занемог, Кобыле так с утра заправил, Что дворник вытащить не мог.
Его пример другим наука: Коль есть меж ног такая штука — Не тычь её кобыле в зад, Как дядя — сам не будешь рад.
С утра, как дядя Зорьке вправил — И тут инфаркт его хватил. Он состояние оставил: Всего лишь четверть прокутил.
И сей пример другим наука: Что жизнь? Не жизнь — сплошная мука, Всю жизнь работаешь, копишь И недоешь, и недоспишь,
Уж кажется, достиг всего ты, Пора оставить все заботы, Жить в удовольствие начать, И прибалдеть, и приторчать… Ан нет. Готовит снова рок Последний жесткий свой урок.
Итак, пиздец приходит дяде. Навек прощайте, водка, бляди… И, в мысли мрачны погружён, Лежит на смертном одре он.
А в этот столь печальный час, В деревню вихрем к дяде мчась, Ртом жадным к горлышку приник Наследник всех его сберкниг,
Племянник. Звать его Евгений. Он, не имея сбережений, В какой-то должности служил И милостями дяди жил.
Евгения почтенный папа Каким-то важным чином был. Хоть осторожно, в меру хапал, И много тратить не любил,
Но всё же как-то раз увлекся, Всплыло, что было и что — нет… Как говорится, папа спёкся И загремел на десять лет.
А, будучи в годах преклонных, Не вынеся волнений оных, В одну неделю захирел, Пошел посрать — и околел.
Мамаша долго не страдала — Такой уж женщины народ. «Я не стара ещё,— сказала,— Я жить хочу! Ебись всё в рот!» И с тем дала от сына ходу. Уж он один живет два года.
Евгений был практичен с детства. Свое мизерное наследство Не тратил он по пустякам. Пятак слагая к пятакам,
Он был глубокий эконом — То есть умел судить о том, Зачем все пьют и там, и тут, Хоть цены все у нас растут.
Любил он тулиться. И в этом Не знал ни меры, ни числа. Друзья к нему взывали — где там! А член имел, как у осла.
Бывало, на балу, танцуя, В смущенье должен был бежать: Его трико давленье хуя Не в силах было удержать.
И ладно, если б всё сходило Без шума, драки, без беды, А то ведь получал, мудило, За баб не раз уже пизды.
Да только всё без проку было. Лишь оклемается едва — И ну пихать свой мотовило Всем — будь то девка иль вдова.
Мы все ебёмся понемногу И где-нибудь, и как-нибудь, Так что поёбкой, слава богу, У нас не запросто блеснуть.
Но поберечь невредно семя — Член к нам одним концом прирос! Тем паче, что и в наше время Так на него повышен спрос.
Но ша. Я, кажется, зарвался. Прощения у вас прошу И к дяде, что один остался, Вернуться с вами поспешу.
Ах, опоздали мы немного — Старик уже в бозе почил. Так мир ему! И слава богу, Что завещанье настрочил.
Вот и наследник мчится лихо, Как за блондинкою грузин… Давайте же мы выйдем тихо, Пускай останется один.
Ну, а пока у нас есть время, Поговорим на злобу дня. Так что я там пиздил про семя? Забыл. Но это всё хуйня,
Не в этом зла и бед причина. От баб страдаем мы, мужчины. Что в бабах прок? Одна пизда, Да и пизда не без вреда.
И так не только на Руси: В любой стране о том спроси — Где бабы, скажут, быть беде. Cherchez la femme — ищи в пизде.
Где баба — ругань, пьянка, драка. Но лишь её поставишь раком, Концом её перекрестишь — 3Ответить
Борис Кортнев 29 ноя 2010 в 18:02 И всё забудешь, всё простишь, Да только член прижмёшь к ноге — И то уже tout le monde est gai.
А ежели ещё минет, А ежели ещё… Но нет, Черёд и этому придёт, А нас теперь Евгений ждёт.
Но тут насмешливый читатель Возможно, мне вопрос задаст: «Ты с бабой сам лежал в кровати? Иль, может быть, ты педераст? Иль, может, в бабах не везло, Коль говоришь, что в них всё зло?»
Его без гнева и без страха Пошлю интеллигентно на хуй. Коль он умён — меня поймет, А коли глуп — так пусть идёт.
Я сам люблю, к чему скрывать, С хорошей бабою — в кровать… Но баба бабой остаётся, Пускай как бог она ебётся!
глава вторая
Деревня, где скучал Евгений, Была прелестный уголок. Он в первый день без рассуждений В кусты крестьянку поволок,
И, преуспев там в деле скором, Покойно вылез из куста, Обвел своё именье взором, Поссал и молвил: «Красота!»
Один среди своих владений, Чтоб время с пользой проводить, Решил в то время мой Евгений Такой порядок учредить:
Велел он бабам всем собраться, Пересчитал их лично сам, Чтоб легче было разобраться, Переписал их по часам…
Бывало, он ещё в постеле Спросонок чешет два яйца, А под окном уж баба в теле Ждёт с нетерпеньем у крыльца,
В обед — ещё, и в ужин тоже! Да кто ж такое стерпит, боже! А мой герой, хоть и ослаб, Ебёт и днем и ночью баб.
В соседстве с ним и в ту же пору Другой помещик проживал. Но тот такого бабам дёру, Как мой приятель, не давал.
Звался сосед Владимир Ленский. Столичный был, не деревенский, Красавец в полном цвете лет, Но тоже свой имел привет.
Похуже баб, похуже водки, Не дай вам бог такой находки, Какую сей лихой орёл В блатной Москве себе обрёл.
Он, избежав разврата света, Затянут был в разврат иной. Его душа была согрета Наркотика струёй шальной.
Ширялся7 Вова понемногу, Но парнем славным был, ей-богу, И на природы тихий лон Явился очень кстати он.