Березы желтою рѣзьбой Блестятъ въ лазури голубой; Какъ вышки, елочки темнѣютъ, А между кленами синѣютъ То тамъ, то здѣсь въ листвѣ сквозной Просвѣты въ небо, чтò оконца... Лѣсъ пахнетъ дубомъ и сосной, — За лѣто высохъ онъ отъ солнца, И Осень тихою вдовой Вступила нынче въ теремъ свой...
Какъ хорошо ей! На полянѣ, Среди широкаго двора, Воздушной паутины ткани Блестятъ, какъ сѣть изъ серебра. Просѣка узкая, какъ сѣни, Уводитъ въ теремъ, а по ней Лежитъ коверъ листвы осенней Среди кустарниковъ и пней. Тамъ, въ потаенномъ чернолѣсьѣ, Всегда затишье; частый боръ Надъ нимъ темнѣетъ въ поднебесьѣ И окружаетъ свѣтлый дворъ. Сегодня цѣлый день играетъ Въ дворѣ послѣдній мотылекъ И, точно бѣлый лепестокъ, На паутинѣ замираетъ, Пригрѣтый солнечнымъ тепломъ; Сегодня такъ свѣтло кругомъ, Такое мертвое молчанье Въ лѣсу и въ синей вышинѣ, Что можно въ этой тишинѣ Разслышать листика шуршанье. Лѣсъ, точно теремъ расписной, — Лиловый, золотой, багряный, — Стоитъ надъ солнечной поляной, Завороженный тишиной; Заквохчетъ дроздъ, перелетая Среди подсѣда, гдѣ, густая Листва янтарный отблескъ льетъ; Играя, въ небѣ промелькнетъ Скворцовъ разсыпанная стая — И снова все кругомъ замретъ... Лѣсъ розовѣетъ. А въ ворота — Среди двухъ высохшихъ осинъ — Глядятъ и синева долинъ, И мелколѣсье, и болота, И даль лиловыхъ деревень... Какъ хорошо! Но жаль чего-то, И грустно Осени весь день.
Порой задумчиво выходитъ Она на солнце изъ воротъ И бродитъ въ полѣ, и не сводитъ Очей съ желтѣющихъ болотъ. Тамъ, по лощинамъ и полянамъ, Густыхъ кустарниковъ бугры Раскинулись широкимъ станомъ, Какъ темно-красные шатры. Тамъ путь на югъ. Съ нѣмой печалью На край небесъ глядитъ она, Гдѣ даль слилась съ небесной далью, Мечтами тихими полна. А день уходитъ. Небо ясно, Прозрачный воздухъ сухъ и тихъ, Лѣса алѣютъ... И безгласно Уходитъ свѣтлый день отъ нихъ. Послѣднія мгновенья счастья! Ужъ знаетъ Осень, что такой Глубокій и нѣмой покой — Предвѣстникъ долгаго ненастья. Все строже вдаль она глядитъ, Все рѣзче тайное страданье Въ ея нѣмыхъ очахъ сквозитъ... Какое вѣщее молчанье! Глубоко, странно лѣсъ молчалъ И на зарѣ, когда съ заката Пурпурный блескъ огня и злата Пожаромъ теремъ освѣщалъ. Потомъ угрюмо въ немъ стемнѣло... Луна восходитъ, а въ лѣсу Ложатся тѣни на росу... Вотъ стало холодно и бѣло Среди полянъ, среди сквозной Осенней чащи помертвѣлой, И жутко Осени одной Въ пустынной тишинѣ ночной!
Теперь ужъ тишина другая: Прислушайся — она растетъ; А съ нею, блѣдностью пугая, И мѣсяцъ медленно встаетъ. Всѣ тѣни сдѣлалъ онъ короче, Прозрачный дымъ навелъ на лѣсъ — И вотъ ужъ смотритъ прямо въ очи Съ туманной высоты небесъ. О, мертвый сонъ осенней ночи! О, жуткій часъ ночныхъ чудесъ! Въ сребристомъ и сыромъ туманѣ Свѣтло и пусто на полянѣ; Лѣсъ, бѣлымъ свѣтомъ залитой, Своей застывшей красотой Какъ будто смерть себѣ пророчитъ. Сова, и та молчитъ: сидитъ Да тупо изъ вѣтвей глядитъ... Порою дико захохочетъ, Сорвется съ шумомъ съ высоты, Взмахнувши мягкими крылами, И снова сядетъ на кусты И смотритъ круглыми глазами, Водя ушастой головой По сторонамъ, какъ въ изумленьи... А лѣсъ стоитъ въ оцѣпенѣньи, Наполненъ блѣ