Много есть на свете баллад старинных, Пели мне их в детстве под треск камина: Черных королей побеждала лютня, Белым королем становился скальд. Замок мой стоит на семи холмах, Бродит брага винная в погребах. Плющ ковром зеленым обвил фасад, А беда случилась пять лет назад...
Был осенний вечер, мела пороша, В двери постучал менестрель продрогший. Он сказал, что бродит давно по свету И просил за песни ночлег и кров. Сталь его зрачков высекала искры, Лютню он сжимал, словно ствол баллисты. Я его пустил, обещав за вису Дать ему и кров, и ночлег, и стол.
В пиршественный зал собирались гости, Пили добрый эль и играли в кости, Жемчуг рассыпали улыбки женщин, Винная роса через край лилась. "Сыт ли ты?" - спросил я певца, смеясь, - "А теперь сплети гостям висы вязь!" Волосы отбросил певец назад. Боже, как горел его дикий взгляд! Боже, как он лютню схватил свою! Боже, он проклятие затянул! Hа мою главу призывая ад, И на дом, и плющ, что обвил фасад.
Вывел я из зала тогда мальчишку И спросил: "Hаверно ты выпил лишку?" Крикнул он в ответ: "Ты меня боишься! Испугал тебя моих песен звон". Я ему сказал: "Придержи коня!" Он сказал: "Ты мне пока не патрон!" Я ему сказал: "Убирайся вон!" Он ответил мне: "Ты убьешь меня..."
Я его спросил: "Что тебе я сделал?" Он ответил мне, став белее мела: "Хватит и того, что ты власть имеешь, А любой владыка - тиран и вор! Жизнь твоя проходит во тьме разврата, И пока не взял тебя демон ада, Пение мое - вот твоя расплата, А теперь верши свой приговор!" Я ему сказал: "Hе спеши судить". Он сказал: "Ты трусишь. Какой позор!" Я ему сказал: "Так тому и быть!" И упал он замертво на ковер...
Много есть на свете баллад старинных, Про зеленый плющ, про хмельные вина, И про менестрелей, чей век недлинный Обрывался, как недопетый слог. Маленький фанатик, зачем же в руки Лютню ты берешь, а не стрелы с луком? По живой мишени палишь от скуки Hа пересеченье больших дорог...