Я не очень верю актерам - У них слишком уж много лиц, Все у них изменяется скоро, Не живешь, а играешь блиц. У меня есть ручная птица, Она очень хрипло поет, Что с того, что она мне снится? Но зато никогда не врет!
У меня есть койот и ворон, У тебя - атональный джаз, Я стихов рассыпаю споры И взойдут ли они - Бог даст. И над плотию умерщвлённой Подлетает душа, как флаг. Этот мир был такой зеленый До тех пор, пока не ослаб.
В этом городе нервных танцев Слишком мало солнечных дней, Я хотела бы в нем остаться, Но уйти оказалось верней, Чтобы боль вытекала горлом, Лишь сверкнет Петропавловский шпиль, И в жаровне тоски упорной Отливался высокий штиль.
Я сейчас - демиург, мессия, Я - алхимик, шаман, поэт. По законам драматургии Скоро должен начаться сюжет. Я пишу эту злую сказку, Не надеясь на хэппи-энд, Своевольны роли и маски, Но вступил в увертюру бэнд.
Я не очень верю актерам (если это имеет смысл), Кто на тонкой струне минора Повисает, как альпинист, Кто все время у края сцены, Разделяющего тьму и свет, Кто смертельную платит цену, Созидая то, чего нет.
Его звали, скажем, Антоном, Он, конечно, был маг и актер, По средневековым законам Ему мог бы светить костер. Он умел вызывать затменья, Смех и ветер, слезы и дождь, Хоть он делал это на сцене - Инквизицию не проведешь.
Каждый день (выходной - понедельник) Он играл сердцами людей. Он во всех амплуа был гений: Комик, трагик, простак, злодей, Плут, игрок, что печатью мечен, Инженю, резонер, слуга, Но актер - не богова свечка И не чертова кочерга!
Его паства - толпа у кассы, Его храм - галерка, вертеп, Он за клоуна и гимнаста, Его жесты - вино и хлеб. В балагане толпа людская - Так изволь получить паёк Тем, что в рай таких не пускают, Даже с краю, только в раёк.
Ты встаешь на свои колена И глядишь, не совсем дыша, Как шевелятся доски сцены Потому, что в них есть душа. То король, то бродяга, то есть Каждый раз всё новая роль. Лицедействуешь - так на совесть Открывать свое сердце изволь!
Что получишь в ответ по праву? То любовь, то лишь медный грош, То овации, крики "браво!", То из ложи швыряют нож. И любовь чрезмерна, и плети, Зацепило - не гнись, держись, Ты уже променял всё на свете На дурманящий запах кулис.
Вот тогда и беда поверит, Что, как ангел, ты неуязвим, Ну а может - как Том и Джерри, Или просто - как клоун и мим. За свой дар игры невозбранной Ты и быть, и не быть готов. Бог хранит дураков и пьяных, А еще - бережет шутов.
Эта ласка и эта таска - Маска тьмы, пустоты костюм, Тонкой пленкой цветной раскраски Слепит глазки, морочит ум. Слепит глаз и морочит ум.
И когда с пропоротым сердцем Наш герой приходит домой, Там пьянчуги лезут погреться, Проститутки кричат "ты мой!". На его истекающий голос Собираются упыри, Он идет, излучая веселость, Что с того, что дыра внутри?
Что с того, что внутри колодец, Коридор извилистых строф? Он внутри и снаружи, то есть Он раздвоен между миров. Он идет, запинаясь о звезды, И под кожей не кровь - вода, Я не очень верю тверёзым, Но и пьяным - совсем не всегда.
Вечер, зал - и он снова новый, Искрометен, жив и игрив, Снова зритель глядит, зачарован, Как он сказки плетет мотив. Среди тех, кто забыл о вздохе, Я - та девочка в первом ряду, Я не в городе, не в эпохе - Вслед за ним без оглядки иду!
Я ребенок в смешном балагане, В сказке под названием "жизнь". Я дрожу перед злыми врагами И в восторге от криков "бис!". Белый