Раскинулось море широко, И волны бушуют вдали… Товарищ, мы едем далеко, Подальше от нашей земли.
Не слышно на палубе песен, И Красное море шумит, А берег суровый и тесный,- Как вспомнишь, так сердце болит.
Там русские спят адмиралы И дремлют матросы вокруг. На них вырастают кораллы, На пальцах раскинутых рук.
Когда засыпает природа И яркая светит луна. Герои погибшего флота Встают, пробуждаясь от сна.
Они начинают беседу Со дна разговоры слышны О жизни матросской — нелегкой Всю ночь говорят моряки.
На баке уж восемь пробило - Товарища надо сменить. По трапу едва он спустился, Механик кричит: «Шевелись!»
«Товарищ, я вахты не в силах стоять,- Сказал кочегар кочегару,- Огни в моих топках совсем не горят; В котлах не сдержать мне уж пару.
Нет ветра сегодня, нет мочи стоять, Согрелась вода, душно, жарко. Термометр поднялся аж на сорок пять, Без воздуха вся кочегарка.
Пойди, заяви всем, что я заболел И вахту, не кончив, бросаю. Весь потом истек, от жары изнемог, Работать нет сил, умираю!»
Товарищ ушел он лопату схватил, Собравши последние силы, Дверь топки привычным толчком отворил, И пламя его озарило.
Лицо его, плечи, открытая грудь, Пот с них струившийся градом, Но если б кто мог в них туда заглянуть, Назвал кочегарку бы адом.
Котлы паровые зловеще шумят, От силы паров содрогаясь, Как тысячи змей пары же шипят, Из труб кое-где пробиваясь.
А он, извиваясь пред жарким огнем, Лопатой бросал ловко уголь; Внизу было мрачно: луч солнца и днем Не может проникнуть в тот угол.
Окончив кидать, он напился воды,- Воды опресненной, нечистой,- С лица его падал пот, сажи следы. Услышал он речь машиниста:
«Ты вахты, не кончив, не смеешь бросать, Механик тобой недоволен; Ты к доктору должен пойти и сказать,- Лекарство он даст, если болен!»
За поры он слабо хватая рукой, Вверх он по трапу забрался: «Пойду за лекарством в приемный покой, Снемог от жары, задыхаюсь».
На палубу вышел, сознанья уж нет. В глазах его все помутилось… Увидел на миг ослепительный свет… Упал… Сердце больше не билось.
К нему подбежали с холодной водой, Стараясь привесть его в чувство, Но доктор сказал, покачав головой: «Бессильно здесь наше искусство…»
Внезапно механик вскричал — Подлецы! Задам я ему притворяться! — И, ткнувши ногою в бок мертвеца, Велел ему тотчас убраться.
— Не смейтесь вы! —с ужасом доктор вскричал,— Он мертвый, совсем застывает! Механик смущенный тогда отвечал: — А черт же их душу узнает!
Я думал, что он мне бессовестно врет, Он не был похож на больного… Когда бы я знал, что он в рейсе умрет, То нанял в порту бы другого.
Всю ночь в лазарете покойник лежал В матросскую робу одетый. В руках он дешевую свечку держал, Воск таял, жарою согретый…
Проститься с товарищем утром пришли Матросы, друзья кочегара, Последний подарок ему поднесли — Колосник горелый и ржавый.
К ногам привязали ему колосник, И койкою труп обернули, Пришел корабельный священник-старик, И слезы у многих сверкнули.
Был тих, неподвижен в тот миг океан Как зеркало воды блестели… Явилось начальство, пришел капитан, И вечную память пропели.
Доску приподняли дрожащей рукой, В саване тело скользнуло, В пучине безвестной, глубокой, большой Блестнув, и навек утонуло.
И в шуме морского прибоя звучит Готовьтесь к великому бою За нас — моряков отомстите своих Врагам пусть не будет покоя.
Напрасно старушка ждет сына домой, Ей скажут — она зарыдает. А волны бегут от винта за кормой, И след их вдали пропадает А волны бегут от винта за кормой, И след их вдали пропадает…