Вторая половина IX в. от Рождества Христова. Горный Китай, монастырь Чжоан Чжоу. У Линь Цзы спросили: "Что такое мать?". "Алчность и страсть есть мать, - ответил мастер. - Когда сосредоточенным сознанием мы вступаем в чувственный мир, мир страстей и вожделений, и пытаемся найти все эти страсти, но видим лишь стоящую за ними пустоту, когда нигде нет привязанностей, это называется "убить свою мать"".
Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним, что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым, но оказалось, что он тверже в поступках, чем иные в словах. Короче, утро было ясным, не хотелось вставать, но эта сволочь подняла меня в шесть тридцать пять, И я спросонья понял одно - меня не мучает страх.
Когда я выскочил из ванны с полотенцем в руках, он ставил чайник, мыл посуду, грохоча второпях, и что-то брезжило, крутилось, нарастало, начинало сиять. я вдруг поймал его глаза - в них искры бились ключом. И я стал больше, чем я был и чем я буду еще, я успокоился и сел, мне стало ясно - он "убил свою мать"!..
И я смотрел ему в глаза - В них искры бились ключом, И я был больше, чем я был И чем я буду еще, И я сказал себе опять: "Невероятно! Он убил свою мать!.."
И время стало навсегда, поскольку время стоит, А он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит, Короче, надо до отъезда Заскочить к нему, работу забрать. И он заваривал чай, он резал плавленый сыр. А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир, я рассмеялся и сказал: "Ну как ты мог, Она ведь все-таки мать!"
И он терзал на подоконнике плавленый сыр. А я уже почти припомнил, кто творил этот мир, и я сказал ему: "Убивец, как ты мог? Она же все-таки мать!"
И он сидел и улыбался. И я был вместе с ним. И он сказал: "Но ты ведь тоже Стал собою самим!". А я сказал: "Найти нетрудно, но в десятки раз сложней не терять. И будь любезен, прекрати свой жизнерадостный бред - ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет. Твоя ответственность отныне безмерна - ты убил свою мать!
Изволь немедля прекратить свой жизнерадостный бред! Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет. Твоя ответственность безмерна - ты свободен, ты убил свою мать!"
На дальней стройке заворочался проснувшийся кран. Стакан в руке моей являл собою только стакан. И в первый раз за восемь лет я отдыхал, во мне цвела благодать. И мы обнялись и пошли бродить под небом седым. И это небо было нами, и мы были одним. Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать.
Да, мы обнялись и пошли гулять под небом седым, И это небо было нами, и мы были одним. Всегда приятно чуть подольше быть с тем, кто убил свою мать.