Давным-давно, когда в Чечне немало Было благородных храбрецов; Когда её ещё не занимало Трусость горца или бред глупцов, Обычай у вайнахов был суровый Каждый, кто был мощен, меч держать, На самом пике Малх – Йист, в бой готовый, Каждым утром должен был стоять.
Если кто не сможет в срок явиться (Непреклонен был закон тогда!), Тот должен с жизнью тут же распроститься, Опозорив имя навсегда. Да, предки волю чувствам не давали, В них ведь порожденья духа нет! Кто ниц падёт пред чувствами, тот, знали, Воином не станет за сто лет!
Однажды, как обычно, на вершине Вновь собрался весь вайнахов род; И слышно, как командуют старшины: «Доложите – весь ли здесь народ!» Как вдруг дозорный крикнул: «О, мудрейший! Кто-то скачет, к сроку опоздав!» «Так пусть предстанет пред судом старейшин!» – Передан приказ был по рядам.
И вот сидят, как три седых Казбека, Три судьи в по пояс бородах; И в каждой их морщине – мудрость века Есть, хоть наложили их года. В горах община,правит не единый – Так повелось у нас с глуби веков Коль мудростью прославил ты седины, Здесь увидишь вескость своих слов!
Уж грозный суд готов начать дознанье; И словно меч разящая их речь Готова вырвать тяжкое признанье Из чеченца… и на смерть обречь! Как крик дозорного опять раздался: « Всадник на дороге виден мне!» Но тут в ответ никто не отозвался В наступившей мёртвой тишине.
Да, судей удивленью нет предела: «Вот напасть на нас Аллах наслал! Не разбирал наш суд такого дела, И на смерть двух сразу не ссылал!» «Пускай второй там подождёт!» – сказали, Молвив первому: «Начни свой сказ!» И вслед затем степенно замолчали, Ну а горец начал свой рассказ:
«Я девушку любил в одном селенье, И платила тем же мне она. И, будь на то Господнее веленье, Стать моей женой была должна! И вдруг наслать Всевышний соизволил Горе на меня и на неё – Законы гор, нарушив, против воли Братья замуж выдали её!
Но знал, я как она меня любила; Что пока на свете я живу, До Дня Суда она бы не забыла Ни во сне меня, ни наяву. И я подумал: счастье, может, всё же Смертью я своей смогу ей дать!? Ведь счастье мне её всего дороже… Вот я и решил опоздать!»
Тут судьи молча лишь переглянулись; Немы их взоры, нет в них ничего! На горца всё же искоса взглянули, Промолвив страже: «Увести его!» «Путь к нам приведут того, второго, Что закон нарушил вековой! Пока его мы его не осудим строго, Пускай рассказ, поведает он свой!»
И горец молвил: «Судьи! Я женился, И думал, что на веке я осел. Казалось, в доме ангел поселился, И что я на троне счастья сел. Вдруг узнаю: она, любя другого, Не по воле вышла за меня, Но «счастья» век не нужно мне такого, Хоть и страстью к ней пылал весь я!
Ведь на чужом несчастье счастье строить – Это есть бесчестия предел! Но вот беда: как брак мне с ней расстроить!? Таинство – ведь Божий есть удел! И, став виновником их бед невольно, И к их счастью преградив им путь, Я понял, что лишь смертью добровольной Счастье это им смогу вернуть»…
И долго судьи тайно совещались, Споря, что сказать сынам сих гор… Два горца же с достоинством держались; И вот, зачитан им их приговор: «Обычай, благородных не щадящий, Значит, благородства сам лишён… Пусть слышат все приказ наш исходящий: Сей закон отныне, отменён!»