Предположим, герой - молодой человек, холостой кавалер, E7 А должен ехать в провинцию, дней этак на десять, делать дела. Расставаясь с избранницей, он орошает слезой интерьер A7 Dm и, пожалуй, не врет, говоря, что разлука ему тяжела. Dm6 Fm6 G7 Заклинает богами земли и морей Cm без него не подмигивать здесь никому, Ab в сотый раз, напоследок, уже у дверей, Eb умоляет писать ему, что бы там ни было, в день по письму, Gdim В рисовать голубка на конверте и слать непременно скорей - D7 Gm и красавица тем же вполне от души отвечает ему: A7 D обещает писать, ободряет кивком, D7 G одаряет цветком - наконец, отпускает B7/Ab D и в десять минут забывает о нем. A7 D А герой, повелев ямщику не зевать, D7 G через сутки пути прибывает на место, B7/Ab D въезжает в гостиницу и принимается существовать. A7 D
То есть, это он движется с делом и без, в экипаже и нет, озирает окрестности в виде замшелых прудов и скульптур. Что ни день, на подарки понятно кому не жалеет монет, покупая смарагдовый хлам и серебряный всякий сумбур. Или в номере (кстати, весьма дорогом) вечерами письма от негодницы ждет. Изнывает со скуки, дурак дураком, не пьянея глотает ликер и бисквит без охоты жует. Ожидает конверта с условным на нем от руки голубком. И, томясь ожиданьем, шагает по бархату взад и вперед. А кокетка не помнит, она занята, что ни день, ежечасно ее с головой поглощает забота то эта, то та. То непрошенный гость у нее, то мигрень, то канун маскарада, то сам маскарад, то верченье столов, то большая примерка - и так что ни день.
Предположим, неделя проходит, он ждет, а письмо не идет. То есть, рухнули связи, обмякли устои, померкли миры. Почтальоны ушли, вероятно, в какой-нибудь горный поход и один за другим, вероятно, упали с высокой горы. Проведя две ужасные ночи без сна, на девятые сутки в единый прием он снотворного склянку, что свалит слона, осушает, и мрак наконец оглушает его забытьем. В это самое время внезапно о нем вспоминает она. То есть, в ту же секунду она невзначай вспоминает о нем. И, конечно, бросается прямо к бюро, из бюро вынимает, конечно, бювар, из бювара бумагу берет и перо. И строкою строку погоняет строка, и к рассвету посланье выходит густым, как почтовый роман, а могло быть и гуще, да ночь коротка.
а десятые сутки с утра одевается наш кавалер, выпивает свой кофе, причем даже с юмором смотрит в окно. А затем неспеша тормошит саквояж, достает револьвер и, конечно, стреляется, прямо на бархате, что не умно. А конверт и надписан уже, и закрыт (не без помощи воска, смолы и огня), силуэт голубка в уголке не забыт, путевые издержки рассчитаны, нарочный сел на коня... Остальные детали впоследствии следствие определит. А пока угадайте, что в этом во всем привлекает меня. Ну, конечно же, нарочный, Боже ж ты мой! как он это поскачет сейчас, полетит, не касаясь дороги, помчится стрелой. А часа через два ни с того, ни с сего, на дворе постоялом я встречу его и в глаза посмотрю со значением, но не скажу ничего.
Разговаривать некогда, да и зачем? Dm Господа пассажиры, четвертый звонок, B занимайте места, je vous prie, je vous aime, F я - ваш новый форейтор, а кто не согласен - вот Бог, вот порог! Ebdim Am Решено, что мы едем в Эдем - это значит, мы едем в Эдем, H7 Em занимайте места, господа вояжеры! Таков эпилог. F#7 Hm (Или, может, эпиграф? Не все ли равно? H7 Е