Метель ревет, как седой исполин, Вторые сутки не утихая, Ревет как пятьсот самолетных турбин, И нет ей, проклятой, конца и края!
Пляшет огромным белым костром, Глушит моторы и гасит фары. В замяти снежной аэродром, Служебные здания и ангары.
В прокуренной комнате тусклый свет, Вторые сутки не спит радист, Он ловит, он слушает треск и свист, Все ждут напряженно: жив или нет?
Радист кивает: - Пока еще да, Но боль ему не дает распрямиться. А он еще шутит: мол, вот беда - Левая плоскость моя никуда! Скорее всего, перелом ключицы...
Где-то буран, ни огня, ни звезды Над местом аварии самолета. Лишь снег заметает обломков следы Да замерзающего пилота.
Ищут тракторы день и ночь, Да только впустую. До слез обидно. Разве найти тут, разве помочь - Руки в полуметре от фар не видно?
А он понимает, а он и не ждет, Лежа в ложбинке, что станет гробом. Трактор если даже придет, То все равно в двух шагах пройдет И не заметит его под сугробом.
Сейчас любая зазря операция. И все-таки жизнь покуда слышна. Слышна, ведь его портативная рация Чудом каким-то, но спасена.
Встать бы, но боль обжигает бок, Теплой крови полон сапог, Она, остывая, смерзается в лед, Снег набивается в нос и рот.
Что перебито? Понять нельзя, Но только не двинуться, не шагнуть! Вот и окончен, видать, твой путь! А где-то сынишка, жена, друзья...
Где-то комната, свет, тепло... Не надо об этом! В глазах темнеет... Снегом, наверно, на метр замело. Тело сонливо деревенеет...
А в шлемофоне звучат слова: - Алло! Ты слышишь? Держись, дружище! - Тупо кружится голова... - Алло! Мужайся! Тебя разыщут!.. -
Мужайся? Да что он, пацан или трус?! В каких ведь бывал переделках грозных. - Спасибо... Вас понял... Пока держусь! - А про себя добавляет: "Боюсь, Что будет все, кажется, слишком поздно..."
Совсем чугунная голова. Кончаются в рации батареи. Их хватит еще на час или два. Как бревна руки... спина немеет...
- Алло!- это, кажется, генерал. - Держитесь, родной, вас найдут, откопают...- Странно: слова звенят, как кристалл, Бьются, стучат, как в броню металл, А в мозг остывший почти не влетают...
Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле, Как мало, наверное, необходимо: Замерзнув вконец, оказаться в тепле, Где доброе слово да чай на столе, Спирта глоток да затяжка дыма...
Опять в шлемофоне шуршит тишина. Потом сквозь метельное завыванье: - Алло! Здесь в рубке твоя жена! Сейчас ты услышишь ее. Вниманье! -
С минуту гуденье тугой волны, Какие-то шорохи, трески, писки, И вдруг далекий голос жены, До боли знакомый, до жути близкий!
- Не знаю, что делать и что сказать. Милый, ты сам ведь отлично знаешь, Что, если даже совсем замерзаешь, Надо выдержать, устоять! -
Хорошая, светлая, дорогая! Ну как объяснить ей в конце концов, Что он не нарочно же здесь погибает, Что боль даже слабо вздохнуть мешает И правде надо смотреть в лицо.
- Послушай! Синоптики дали ответ: Буран окончится через сутки. Продержишься? Да? - К сожалению, нет... - Как нет? Да ты не в своем рассудке! -
Увы, все глуше звучат слова. Развязка, вот она - как ни тяжко. Живет еще только одна голова, А тело - остывшая деревяшка. [...]