Рос мальчишка далеко не неженкой, Матери, отца совсем не помнил, Помнил он пожары, толпы беженцев, Мертвецов, которых не хоронят, Виселицу помнил там, на площади. При нужде умел, хоть и не вор был, Из-под носа утащить у лошади Ячменем наполненную торбу И машину, бешено летящую, Мог догнать и намертво вцепиться В жесткий борт, чтоб привезти на кашицу Под рубашкой пригоршню пшеницы. Рос мальчишка далеко не неженкой, С малолетства зная лишь потери. Не терпел ни нытиков, ни вежливых, В доброе добро совсем не верил. И не шутки ради, а сознательно Жег себя, упрямо стиснув зубы. Он и солнце делал истязательным, Наводя на кожу через лупу. Знал, как все дружки его вихрастые, Изрезаясь в кровь осколком банки - Будут пятки осенью распластаны Льдом куда больнее, чем стеклянкою. Приходил в порезах и царапинах, Плакала над ним, склоняясь, бабка, А мальчишка только зябко вздрагивал, В камешек сжимался, но не плакал. Рос мальчишка далеко не неженкой, Но чего не встретишь в царстве сонном! И приснились раз ему подснежники, Синие бубенчики со звоном. Будто бы бежал он к ним сугробами, Силою неведомой влекомый, Листьями какими-то особыми, Запахом до радости знакомым! Словно издеваясь над мальчишкой, Бил, царапал, жег его шиповник И в лицо плевали сосны шишками, Будто бы мальчишка был разбойником. И на снег упал он обессиленный, Не способный больше к обороне, А подснежник с глазоньками синими, Словно, как живой, мальчишку понял. Стебельком качая над сугробами, Сам пришел к мальчишке близко-близко С листьями, как руки папы, добрыми, С голосом забытым, материнским: "Милый, твои ножки не устали ли: Сыт ли ты? Твои рубашки чисты ли?" "Мама!" - И подснежники растаяли. "Папа!" - Ни бубенчиков, ни листьев. Только ветер где-то хлопнул ставней, Только бабка охнула тревожно. С той поры и вовсе дома стало Удержать мальчишку невозможно. Следом за апрельскими ветрами Убегал за город в одиночку. Снег в лесу раскапывал руками, Каждую обшаривая кочку. Он искал подснежники, конечно, Синие бубенчики со звоном, Чтобы пережить любовь и нежность Наяву, как в дивном царстве сонном. Солнце все сильнее припекало, Ручейки текли из-под ладони, А когда и снега не осталось, Нет таких цветов - мальчишка понял. Жизнь мальчишке показалась горше, И себя мальчишке стало жальче. Слезы покатились, как горошины, На мальчишкин хлеб - сосновый пальчик. Все, он больше чудесам не верит! Он уйдет из сладостного плена! Слишком велика его потеря, Чтобы можно ей найти замену! Только все ж, на солнечной опушке Он, вздохнув, набрал цветов букетик, Чтобы дома спрятать под подушку Голубые, простенькие эти. Горсть цветов, наверно, безымянных Он сорвал бездумно и небрежно. Ни к чему мальчишке имена их, Не под снегом, значит не подснежники, Значит не звенят они, не пахнут, Листьями мальчишку не поманят... Он не знал, как дружно дома ахнут, На него, расстроенного, глядя. Он не знал, что дома, как шальные, Прямо к потолку его подбросят, Что ему простят все-все вины его, Где он был, что делал он, не спросят. "Наш любимый, добрый, наш упрямый!" - Две шинели брошены на стуле. Руки папы, губы, голос мамы... Кончилась война! Они вернулись! И у этой неизбывной ласки Быть в долгу мальчишка не захочет, Он подаст цветы не без опаски: "Господи, подснежники! Сыночек..."