Журавлей клекотаньем прольется июльская песня, Как прольется из скал тонкой струйкой прохладный ручей, Омывая подошвы салатного, вечного леса. Пой эту песню. Пей.
*
В небольшом городке отцвели уже лица яблонь. Человека цветущего здесь никогда не видали, Люди здесь не живут – только ящики выцветших тряпок, Парусины и шалей.
Сарафаном линялым идет вдоль обочины женщина – Гроши стоит одежда и мысли ее – гроши. А вокруг отцветают рудбекии – спИкулы вечные. Мелкий желтый цветочек – узор у ее души.
А узор души пьяниц – то ткань давно сношенной куртки (рот не видевший пищи уж месяц – ни хлеба, ни смальца). Лоскут ткани, торчащей из дырки, прожженной окурком – Это шрам возле пальца.
А когда умирала двух месяцев от роду девочка – Не развилась, увы, достаточно, чтобы жить – Вспоминалась расшитая мамой ее салфеточка, Снежно-белою нитью.
*
На окраине города – дом. Это угол безлюдья. Накрененный, заброшенный, годы уже неухоженный. Здесь голодные лилии пастями рвутся сквозь прутья И трава здесь не кошена.
В этом домике стены покрыты нефритовой плесенью ( в дождь от капель печальною музыкой стоит звон), А на прошлой неделе в труху здесь рассыпалась лестница. Чей же он?
*
Сиротелые здания – это жилища сиротушек. В этом доме приют искать мальчику суждено. У него нет ни деда, ни папы, ни брата, ни тетушки, Одно имя осталось: Анно.
А соседские дети в жизни не наиграются: Зовут мальчика Уно, Аннэ, Антруа, Аннушей. Каждый так, как ему, естественно, больше нравится, Ни один – как нужно.
Но Анно не грустил, отзываясь на каждое имя. Ему ясно, как день, как душа, как цветущий лен: Не запомнит никто в винном море, карминном мире Тех, правдивых имен.
*
Что там плесень: весь воздух - рассадник здесь спор ядовитых, Что, попав в альвеолы, там же и прорастают.
*
Раз в столетие странник заблудший, спеша деловито, Кинет хлебные крохи лилий оранжевой стае.
*
Но какие там крохи – болезненным одиночеством Наедаются лилии, Церберы дома трухлявого, Эти верные стражники странного, зыбкого зодчества И зацветшей канавы.
*
А Анно здесь живет, порождая в себе надежду, Что из спор в его легких вырастет эвкалипт.
*
Не отведать его одиночества лилиям, пусть безбрежного, Потому что его одиночество не болит.
*
По утрам Анно мыл – и это немного печально – Посуды уже перемытые, чистые горы, Ведь будь Анно чашкой, он бы хотел, чтоб хозяин Касался его фарфора.
*
С грустью он отмечал, что стареет его домишко, А он мальчик совсем, он еще бесконечно мал. Преждевременным было старение, ранним слишком. Дом отмирал.
Умирал точно так же, как чьи-то девичьи фамилии На веранде погибли. Ведь мертвый здесь – статус-кво. В этом доме нет ничего, что хоть где-нибудь жило бы, Только то, что мертво.
*
А еще Анно очень сочувствовал занавеске – Все, казалось, смирились, что их имена затрут, Лишь она истерически, неизмеримо резко Задыхалась в ветру.
Не понять ее мальчику было, не жить ее манией, Он всего-то хотел чуть-чуть ласки и, может быть, колли, Но что хуже возможно придумать, чем то состояние Все разъедающей боли?
*
Занавеска походит на смятую сеть паутины, Шваброй снятую с потолка.
*
А Анно за всю жизнь – так по-детски и так наивно – Не убил паука.
Что убил – Анно даже не двигал своей кровати, В страхе, что пауки от него навсегда уйдут. Впрочем, ни пауки, ни другие паучьи собратья Не селились тут.
*
Во дворе у Анно росли розы, гвоздики и циннии, Чтобы днем к ним слетались бабочки на нектар, Но пока ни одна, словно это не сад – пустыня, Не взяла его дар.
*
Анно крошит на землю хлеб для больших ворон И сметает его после веничком из соломы, Отчего-то всех птиц замечает извечно он У другого дома.
*
Наконец, ощущая, как сердце его трепещет, Собирал мальчик месяц пейзаж из кусков стекла, Ведь он слышал, что мамы любят такие вещи, Но мамочка не пришла.
*
Встав еще до рассвета, он лестницу чинит усердно, Хоть в занозах уже все бедные белые пальчики, Ведь без лестницы уж не попасть никогда, наверное, К звездам мальчику.
*
Анно лестницей часто взбирался на свой чердак – Квадрат три на четыре, заполненный облаками. На полу между досок уже распускался мак, Анно трогал его руками.
В позабытых, затертых книгах – моря заглавий – Можно было найти все то, что мирам важно, Все, чью ценность, увы, не мог себе даже представить Милый Анно.
И что самое главное – на чердаке было солнце В его городе не было света – ну как на зло! Солнце вечно светило сбоку, извне, на донце. Здесь оно – жило.
Здесь Анно смотрел прямо в солнца глаза слепые И, увы, как нигде, ощущал – и не мог впустить – Что ему в этом мире танцующей солнечной пыли Никогда не жить.
*
Он себя убеждал – до тех пор, пока были силы, Что лишь хочет рассматривать профили полумесяцев.
*
Боже, где и для мальчика солнце? В груди щемило. Анно чинит лестницу.
*
В затененном углу – земляника, у корня шиповника. Ее сок оставляет стигматы, но это личное. Иногда Анно кажется: это и вправду кровь его. Земляничная.
*
А за домом течет канава, и чем не речка-то? Анно с мостика ловит карпов ивовым прутиком, Представляет, как сиз