В застенках сердца течёт чужое липкое время, стояча кровь отцветёт, столпившись в мутном парадном, Но не берёт меня чёрт - я - нож с улыбкой еврея. Молва - плохой сутенёр, игнором ближних порадуй. В тебе колом моя кровь, так ты не пей эту кровь-то, все дети рвут стариков в демисезонные флаги. Распустят нас - как шиншилл - на все 4 их кофту. Во мне с утра - ни души, Ну как там жизнь, бедолаги..
Опять в душе - тушите свет, разведка - боем балалаек, в минус вечность по Москве тебе твой серый Бог залает, Заливает поле клевер голубой. деревья меньше и меньше.. А натощак - не пить не есть, вести дневник здоровой смерти. Ты к кострам опят не лезь, они нас ждали на рассвете Параллелей вырван клок, весь глобус плох. а ты по плечи без женщин.
Зверь милосердия ждал, а эра - не наступимши. Знать, с этой главной из жажд изменено место встречи. Пил, сам с собой на ножах, вдруг из меня кто-то вышел. Не шышел и не пожар, но точно был кто-то третий. Катался дождик в листве - вдруг спохватился, завшивел. Разжёг квитками за свет последний дом пионера. Гоняли пулю в кишке ножи-тампоны-зажимы. А я верхом на снежке ушёл от всех револьверов.
Мы не крестили их детей, не целовали их черёмух. Ровно в полдень тень растаяла в созвездии Ярёмном, Нас контузиями било, пили ПАВы наши павы, плевались. Срывает головы с петель, ужалил в валенок ребёнок. Ногти вырвали, и правильно, все белые вороны остаются либо пылью, либо правы, либо зря убивались.