Ландграф Ужасным преступленьем дух смущён наш: – коварно, в маске лицемерной, к нам проник греха и тьмы порочный сын! – Мы гоним прочь тебя, –ты с нами быть не можешь! Злым стыдом ты наш очаг покрыл, и грозно смотрит неба взор на этот кров, что дал приют тебе! Но можешь ты от вечного проклятья спастись одним путём; тот путь, изгнанник, я укажу: им должен ты идти! – Толпой смиренной пилигримы из стран окрестных вдаль спешат: вперёд ушли ряды старейших, и младших в путь готов отряд. Их прегрешенья маловажны, но всё же нет покоя им: на праздник милосердья светлый они идут в священный Рим.
Ландграф, певцы и рыцари И ты смиренно с ними в заветный град иди; там, грех свой искупая, с мольбой во прах пади! Склонись пред ним, Святейшим, творящим Божий суд: лишь те, кого простит он, покой и мир найдут! Но бойся без прощенья вернуться к нам назад: мечи, что здесь склонились, позор и зло казнят!
Елизавета К тебе, Отец небесный, дай путь ему найти! Грех тяжкий милосердно прости ему, прости! Молиться дни и ночи о нём – даю обет: пусть он до смерти узрит твой благодатный свет! Мне так отрадно в жертву всю жизнь мою отдать: её моей, о Боже, я не могу назвать!
Тангейзер Спасенье как найти мне? Как небу дать ответ? Навеки я отвержен, в душе надежды нет! Но я хочу молиться, разбить страданьем грудь, лежать в пыли и плакать: смиренье – вот мой путь! О, только б ангел кроткий не лил тоскливых слёз! Себя, своё бесчестье он в жертву мне принёс!
Пение младших пилигримов (в глубине сцены – звучит снизу, из долины). В заветном граде, светлым днём, покаюсь я в грехе моём. Кто твёрдо верит, тот спасён: прощенья весть услышит он!
Все невольно умерили бурность своих жестов. Елизавета, словно ещё раз защищая Тангейзера, стала опять против надвинувшейся толпы рыцарей; движением руки она обращает их внимание на исполненное веры пение молодых пилигримов. – Тангейзер внезапно сдерживает страстные проявления своей горести и прислушивается к далёким голосам. Яркий луч надежды вдруг озаряет его. С судорожной стремительностью бросается он к ногам Елизаветы, поспешно и пламенно целует край её одежды и затем, шатаясь от огромного возбуждения, направляется к выходу с криком: