ловко орудуя вилкой и ножом жру рибай и каждая желает чтобы я ей вставил но на кожаном диване она оскалится как встарь а в моем животе блюют обезьяны
жадно ковыряются в блевотине ища драгоценные жемчужины белковой пищи а в моей опоссывальне золотая моча журчит по золотому писсуара днищу
ночью ухватясь за крайнюю плоть я со слезами восторга выхожу на балкон жадно двигая руками взад и вперед встречаю восход на фоне статуи свободы
и обезьяна ревет на соседних балконах соседи-уроды привычно шевелится рот здороваемся расползаемся в квартирные гроты собираться на свои златоносные работы
жирный черножопый ублюдок-таксист гадко лыбится мне в зеркало заднего вида словно чувствует что я хоть и златовиайпист но всего лишь особь одного с ним вида
плачу по счетчику все встает на свои места у меня кошелек у него жена стремная и тройня и он сосет а не я проломил бы кто ему голову
как вражьи зубы под пальцами клавиши трещат при скоростной печати противостоящий большой только мешает а в чащах пращуров варево и чад и к горлу подступает беда большая
тронул ненарокомй по спине холодок
по спине холодок по лианам проводов через порог перекидываю вспоротую тушу разрушенного офиса античный сортир обезьяны разорвут мое красивое туловище уродливого прошлого будущий пир
обезьяна в самолете прилетай! прилетай! унеси меня с собой в свой примитивный рай за рибай