Не успокоюсь, пока всё держу в себе молча. Так проще, когда ты меня проверяешь на прочность. Столько раз приползал обесточенным. Отравлен, Но не усну, пока не приготовишь мне завтрак.
Не вылезал из-за барных стоек и тех, что Микрофон держат пуская мысли по проводам. В те моменты представлял, что ты где-то сейчас без одежды. По твоим дружкам ногами махал как Вандам.
А дым переставал быть горьким, Как Алексей Пешков, только в другую сторону. Я здесь замешкался над ней. Пару слепил прожектор На допросе. И куда, блядь, подевался Жека Черкас?
Нас всех уносят разные волны. В панике бежать туда, где нет знакомых. Сразу же вдыхать новые порции никотина. Мысли отфильтровал превратив любовь в картинки.
Мне новый альбом муравья, тебе игры престолов. Мне лакосте, тебе ботильоны и что-нибудь с золотом. Во мне хмель и солод, у тебя в стакане содовая. Вроде выяснили, зая, ну всё, давай.
*Припев:
Имена не играют здесь роли. Я понял: Успокоюсь, когда меня положишь на грудь свою. Виноват Жуль Верн и его герои. Ведь ты в чувствах великан, а я лилипут.
*2 куплет (Иван Силва):
Каждый год проходил мимо тебя. Ни "привет", ни "пока". Как же мог? Я не знал. Минуты как дни пролетят. А внутри всё только сейчас ожило.
И ты красива, я убог. Я у ног твоих. Ты подняться меня попросила. Но я боялся. Нужен был вдох затих. Фибры души заменяя пластидом.
Заретушировал вид через призму сути. На заре беги, благим каприз уступит. Глаза - небо. Тоже сделать вдох боится. Для раненных душой нужна больница.
Но в 40 цельсия нам неси тех же блюд: Жестокость, насилие, похоть, разврат. Реминисценция, анамнезис, дежа вю: Я точно был твоим в эпоху рабства.
Одна попытка пережить век. Быть может нас таких в том бы приняли. Холодно цветам. Каменск не Геленджик, нет. Не важно сколько букв в твоём имени.