Их расстреляли на рассвете, Когда вокруг белела мгла. Там были женщины и дети И эта девочка была. Сперва велели всем раздеться, Потом ко рву всем стать спиной, Но вдруг раздался голос детский. Наивный, тихий и живой: «Чулочки тоже снять мне дядя? » - Не упрекая, не грозя Смотрели, словно в душу глядя Трехлетней девочки глаза. «Чулочки тоже! » Но смятением на миг эсэсовец объят. Рука сама собой в мгновенье Вдруг опускает автомат. Он словно скован взглядом синим, Проснулась в ужасе душа. Нет! Он застрелить ее не может, Но дал он очередь спеша. Упала девочка в чулочках. Снять не успела, не смогла. Солдат, солдат! Что если б дочка Твоя вот так же здесь легла? И это маленькое сердце Пробито пулею твоей! Ты – Человек, не просто немец! Но ты ведь зверь среди людей! … Шагал эсэсовец угрюмо К заре, не поднимая глаз. Впервые может эта дума В мозгу отравленном зажглась. И всюду взгляд светился синий, И всюду слышалось опять И не забудется поныне: «Чулочки, дядя, тоже снять?»