Палачи преследуют упрямо… Беглец, спасаясь из последних сил, На тьму лишь уповает, Ясный день ему не мил. Я спасу его, укрыв В своих объятиях, Веер свой раскрыв.
Тяжёлый замок. В нём враг жестокий За неприступною стеной укрылся. Крутая насыпь, Ров глубокий, День, полный света, долгий.
Напрасно рвутся смельчаки на стены эти, Средь бела дня легко стрела достигнет цели. И люди гибнут, и льётся кровь, Но продолжают подниматься вновь на стены. Ненависть к врагу рассудка выше, Но наступила ночь, и месяц-друг не вышел. Ночная мгла, окутав плотно землю, скрыла всё. Из замка ничего никто не видел.
И под покровом темноты На приступ тихо люди двинулись. «Хоть бы свет луны, - молили в замке, - Нам осветил шаги, идущей в бой толпы».
Но тьма была кромешной. И замок взят был, лютый враг разбит, Отомщён униженный и оскорблённый. Ещё, ведь, ночь – это мир влюблённых. И ночью слышен соловей. Я - Тьма оберегаю спящих малышей.
Когда же много света он слепит глаза, И тёмные очки все надеть спешат. От солнца все отводят взгляд. А я не режу глаз. От ярких вспышек слепота Случиться может навсегда И вот тогда Наступит, нет, не тьма, А что-то пострашней, Ещё меня темней! Что это будет - я не знаю. И Свет, родишь ты эту слепоту!
Беспощаден свет в пустыне, Жестоко солнце жжет, а жизнь угасла. Тут день – убийца, всё в пламени синем Горит и плавится, умирая напрасно. Опускаясь прохладой на землю, Я ласкаю руками язвы ожогов, Поцелуи мои, с наступлением ночи, Долгожданны, мягки. В ожидании каждый, Гримасу лишь корчит смерть недовольно, Опять далеки страданья и боль жаркого дня. И тут с нетерпеньем ждут все меня.