Akt 2 - Szene 4 - Blick' ich umher in diesem edlen Kreise
Вольфрам Здесь пред собой я вижу сонм героев: мне этот блеск смущает дух и взор… Так много мудрых, сильных, славой гордых, – цветущий, стройный лес, могучий бор… Невинной прелестью сияют жёны, – благоуханных, юных роз венец… Мне созерцанье очи опьяняет: потупя их, невольно смолк певец. – Средь ярких звёзд одной лишь вдохновляясь, я на высоты устремляю взгляд: мечты мои зажглись огнём священным и набожно молитву ей творят… И вот – открылся мне родник чудесный, в него мой дух глядит, восторг тая: в нём почерпнул я радость благодати, – и сил живых полна душа моя… Тех светлых струй я никогда не трону, желаньем жадным не дерзну смутить: за чистый ключ, источник счастья вечный, до капли рад я сердца кровь пролить! – Герои! Нет в моих словах искусства: вот существо любви, святого чувства!
(Он садится)
Рыцари и дамы (в сочувственном движении) Ты прав! Ты прав! Прекрасна песнь твоя!
Тангейзер, словно пробуждаясь от сна: печать гордого своеволия на его лице сменяется выражением восторга, – он устремляет вдохновенный взор в пространство. Лёгкое дрожание его руки, бессознательно перебирающей струны арфы, и демоническая улыбка на устах показывают, что неведомые чары овладевают им. Когда он, словно проснувшись, энергично ударяет по струнам, – вся его внешность обнаруживает, что он почти уже не сознаёт, где находится, – что он не думает боле о Елизавете.
Тангейзер О, Вольфрам, в этой песне томной ты исказил любви закон! Когда бы мир лишь робко жаждал, – поверь, давно иссяк бы он! Склонясь пред Богом, ввысь возденьте очи, – к небесной дали, к звёздам тайной ночи: молитесь этим чудесам, – их не постичь вовеки нам! – Но что к прикосновенью склонно, то нас всегда к себе влечёт; что рождено от той же плоти, то мягкой формой к телу льнёт! – Родник блаженных наслаждений, желанья смелость награди! Неиссякаем ключ отрадный, как вечна страсть в моей груди! Да, чтоб огонь горел мне вечно, ты услаждай меня, струя! – Так знай же, Вольфрам, вот в чём сущность любви бессмертной вижу я!
Всеобщее изумление. На лице Елизаветы отражается борьба чувств, – её восхищение смешивается с робким удивлением. – Быстро и гневно встаёт Битерольф.