Припев: Я узнаю тебя в некрологе на странице дешевой газеты. Не поверю ни единому слову, только вырежу на память портрет твой.
Куплет:
Я приеду к тебе рано утром, чтобы было тихо и пусто, и отведаю завтрак скудный, запивая молоком трусость. Я пойду к твоему мужу и скажу, что меня любила. Он, конечно, не станет слушать, а начистит мне сразу рыло. И пойду я прочь, оступаясь, ртом разбитым улыбаясь, как маской. Ты моя теперь навеки осталась - я - за тебя - дрался. Не совсем победил, конечно, но не умер, что тоже важно. Не нужна мне чужая нежность, я помолвлен с тобой внебрачно.
Припев.
Я приехал. Было серое утро, но собак, машин, прохожих так много... Долго маялся на станции людной, еле к улице нашел я дорогу. Подошел к давно знакомому дому, постучал. Дверь протяжно скрипнула. Я взглянул в лицо мужчине седому, он впустил, не спросив имени. - А она тебя звала, когда бредила, - он разлил по стаканам горькую. Мы закусывали пресными сухарями, да хлебными корками, и молчали о ней, безропотно. Я спросил, не надо ли какой помощи. Он ответил, что с поминками хлопоты, надо стол собрать, всем налить еще... Я дал денег. Умылся, и вышел вон в душный вечер, пахнущий травами, и впервые в жизни я был прощен, и дела мои были правыми.
Припев.
Я пойду по небесам шагом светлым, чтобы видеть вас, неприкаянных. С зеркалами что ж вы сделали, дерзкие? Им же страшно там, незапятнанным. А душа тебя звала, когда падала, и глаза тебя искали с той стороны, только я тогда совсем уж не плакала, и теперь прошу, чтоб не плакал ты. По росе хочу ногами босыми, как любили, когда Луна пряталась. Не успели, как все, стать мы взрослыми, вот и будем теперь вечно разными. Я тебе кричу песню последнюю, пусть никто не услышит, все прячутся. Тут тепло и светло, как Весною той, только крылья уж больно чешутся. Не ходи к той реке ты на камушек, не смотри ты часами на буквы те, не меня там зарыли да крест нашли. Я с тобой теперь всегда! Я есть ты!