Детка, моя Детка, Однажды мы улетим на ракете до Нью-Йорка, Будем слушать пластинки Тома Йорка, И этот город, без сомнения, станет нашим Богом Мы будем молиться с тобою перестройкам, И, глядя в мозг, заливать любовь майоркой, Целоваться на тайных перекрестках Ночью. И подводить итоги.
Детка, моя Детка, Я никогда не скажу тебе «Прощай!», Не забывай наш виниловый рай, Где мы влюбились так плавно друг в друга. Приглашай меня чаще на крепкий свой чай, На разговоры птичьих перелетных стай, Где теплится в жилах искренний май, На глубокомысленные в стол пересуды.
Детка, моя Детка, А время так жестоко и нервно калечит душу. И после поцелуев в горле сушит. Я сломлен навсегда твоим прикосновением. А лестницы всё круче, и мы слетаем с кручи, И столько мук осилит только случай, А я невольно стою измученный Внезапным вальсом в сентябре.
Детка, моя Детка, Ракета останется лежать в пыльном гараже, Мы снова встретимся с тобою в мираже. И я, как сволочь, опьянею с твоих глаз. Наверно, так случалось, и не раз, и на заре, И мы любили на вальяжной быстроте, И слишком быстро, так повелось, перегорели, И слишком низко мы летели в раз.
Разбились, Детка. Прости, судьба – такая штука, Которая ломает руки грубо и безумно, И все нездешние мотивы разливаются в экстазе. И Томом Йорком близоруким, И таким большим Нью-Йорком к скуке, И Богом пьяным лишь на сутки Мы насладимся в пересказе.