Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух, Да, таким я и буду с тобой: Не для ласковых слов я выковывал дух, Нe для дружб я боролся с судьбой. Ты и сам был когда-то мрачней и смелей, По звездам прочитать ты умел, Что грядущие ночи – темней и темней, что ночам неизвестен предел. Вот – свершилось. Весь мир одичал, и окрест Ни один не мерцает маяк. И тому, кто не понял вещания звезд,— Нестерпим окружающий мрак. И у тех, кто не знал, что прошедшее есть, Что грядущего ночь не пуста,— Затуманила сердце усталость и месть, Отвращенье скривило уста… Было время надежды и веры большой – Был я прост и доверчив, как ты. Шел я к людям с открытой и детской душой, Не пугаясь людской клеветы… А теперь – тех надежд не отыщешь следа, Всё к далеким звездам унеслось. И к кому шел с открытой душою тогда, От того отвернуться пришлось. И сама та душа, что, пылая, ждала, Треволненьям отдаться спеша, – И враждой, и любовью она изошла, И сгорела она, та душа. И остались – улыбкой сведенная бровь, Сжатый рот и печальная власть Бунтовать ненасытную женскую кровь, Зажигая звериную страсть… Не стучись же напрасно у плотных дверей, Тщетным стоном себя не томи: Ты не встретишь участья у бедных зверей, Называвшихся прежде людьми. Ты – железною маской лицо закрывай, Поклоняясь священным гробам, Охраняя железом до времени рай, Недоступный безумным рабам.