да наверное хватит искать в словарях объяснения, мечтаешь жить по-семейному, хотя даже "мы" осели. а возьми и стащи эти пунктирные линии, горки стабильности, а в конце умудрись не простить. фен поменял на фенечки, сны на мысли сердечные, себя на вечер, а утро и покончит с ним. весь здоровский вздор разрушается за забором, задорность заодно, с вечными непоподаниями под настроение. научишься примерно все портить и создавать барьеры, научите жить, как осень хорошую, первую и все, что прервано: на пике кайфа разного, на стикерах праздников не для нас, на лицах каждого глупого верования. затопчи громко и молча каждым спазмом.
Июнь с ваткой на сгибе локтя и губами под цвет пепельниц Машинами скорой помощи звенит по сутулым мостам, Заливает в вены изломанной девочки судорогами капельниц Синие пятна неба. Я запомню тебя и никому не отдам. Мятые простыни писем на пыльном, пустом экране, Мой июнь в твоем Петербурге пальцами-эпилептиками Догорает красным на асфальте, капает кашлем рыжего крана, Простужено бьется в груди - нет, не сердцем – всего лишь таблетками. Тесных рук не прижать к себе, льют сквозняком розоватых запястий. Одноразовых тел, перемотанных скотчем, избитость цветами-маками. Лужи-мальчики, лужи-девочки сводят скулами серого счастья. Вчера ночью я плакала и дышала, дышала и плакала. Десяток засосов на шее от февраля к октябрю, пломбы из слов. Кто-то делает тише, трогает плечи, не задевая губ, не задевая… В волосах карамельная дымность, и все комнаты без углов. И ложится июнь мне под ноги собачьим надрывным лаем. Мы оба с ватками в сгибах локтя и губами, брусничными прежде. Знаешь, отчаянье от рваных фотографий, а не от чая. Вены изломанной, тонюсенькой девочки, лежавшей без одежды. Проломила тобой тротуары сердца. Я так скучаю.