Джон Милтон: А для кого ты таскаешь все эти кирпичи? Для Бога? В самом деле, для Бога? Так позволь открыть тебе маленький секрет про нашего Бога. Ему нравится наблюдать, он большой проказник — подумай над этим: он даёт человеку инстинкт, дарит этот экстраординарный подарок, а потом, ради развлечения для своего ролика космических трюков, устанавливает противоположные правила игры. Это самый жестокий розыгрыш за все минувшие века: смотри — но не смей трогать, трогай — но не пробуй на вкус, пробуй — но не смей глотать. И пока ты прыгаешь с одной ноги на другую, что делает он? Хохочет, так что его мерзкая задница вот-вот лопнет от натуги, и он — закомплексованный ханжа и садист, он просто рэкетир, и поклоняться такому Богу — никогда. Кевин Ломакс: «Лучше царствовать в Аду, чем служить на Небесах?» Джон Милтон : А почему нет? Здесь, на земле, я погружён в её заботы с сотворения Мира, я пестовал каждую новинку, которую мечтал заполучить человек, я помогал ему во всём и никогда не осуждал. Более того, я никогда не отвергал его, несмотря на все его недостатки. Я фанатично влюблён в человека. Я гуманист, быть может, последний на Земле. Кто станет отрицать, если только он не выжил из ума, что двадцатый век был исключительно моим веком! Ведь этот век, Кевин, от альфы до омеги — мой. Я достиг апогея силы. Теперь мой звёздный час, наш звёздный час.