Так дымно здесь, И свет невыносимый, Что даже рук своих не различить. Кто хочет жить так, чтобы быть любимым? Я — жить хочу так, чтобы быть любимым! Ну, так как ты — вообще не стоит жить.
А я вот все живу, как будто там внутри Не этот, как его, не будущий Альцгеймер, Не этой смерти пухнущий комочек, Не костный мозг И не подкожный жир, А так, как будто там какой–то жар цветочный, Цветочный жар, подтаявший пломбир,
А так, как будто там какой–то ад пчелиный, Который не залить, не зализать... Алё, кто хочет знать, как жить, чтоб быть любимым? Ну чё молчим? Никто не хочет знать?
Вот так и мне не то, чтоб неприятно, Что лично я так долго шёл на свет, На этот свет и звук невероятный К чему–то там, чего на свете нет,
Вот так и мне не то, чтобы противно, Что тот, любой другой, кто вслед за мною шёл На этот звук, на этот блеск пчелиный, На этот отблеск — все ж таки дошёл,
А то, что мне (и по какому праву?), Так по хозяйски здесь привыкшему стоять, Впервые кажется, что так стоять не надо. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Огромный куст, сверкающий репейник, Который даже в джинсы не зашить, Последний хруст, спадающий ошейник — Что там еще, с чем это все сравнить?
Так пусть гудящий шар до полного распада в который раз качнется на краю... Кто здесь сказал, что здесь стоять не надо? Я — здесь сказал, что здесь стоять не надо? Ну да, сказал.. А все еще стою.
Так жить, чтоб быть Ненужным и свободным, Ничейным, лишним, рыхлым, как земля. А кто так сможет жить? Да кто угодно, И как угодно, но не я, не я.