Ледяные капли разбиваются о лицо. Тушат последнюю сигарету и ползут по шее, забираясь под ворот куртки. Пусть. Теперь нет смысла бояться замёрзнуть или заболеть. Нет смысла заботиться – о себе, о других. Теперь вообще ни в чём нет смысла. Без тебя – нет. Надоело, сказал ты. И хлопнул дверью. Навсегда. Растянувшееся для меня в две недели тревог и истерик. Через две недели вернулся. Окинул цепким взглядом своих демонических зеленых глаз комнату. Приподнял в удивлении тонкую изящную бровь. Мне стоило огромных усилий спокойно встретить твой взгляд. Прожгло. Зацепило. Но – устоял. И пальцы, сцепленные за спиной в замок, почти не дрожали. Я собрал все твои вещи. Каждую мелочь, каждый мимолетный штрих – всё, на, забирай, подавись, мне больше не нужно. А в глазах – боль, отдай, оставь хоть частичку, дай ещё одно лишнее мгновение, подари секунду – лишь бы урвать, запечатлеть, запомнить; сохранить образ, запах, такое родное тепло тела и знакомых дьявольских искорок в зелёных омутах, более мне не принадлежащих. Изумился – это видно. Не ожидал такой рьяной стойкости от вечно покорного скулящего раба. Не позволю. Не дам видеть мучения. Представлю премьерой новую кадровую ленту. Силу. Я сильный. Я стойкий. Я самостоятельный. Да. Мне не нужен ни ты, ни кто-либо другой. Отныне я кот, который бродит лишь где угодно его душе. Без хозяина. Без ошейника. А ты – забирай свои вещи и уходи. Чтобы не осталось рядом со мной твоего дыханья. Не срослись в сиамского близнеца-мутанта наши сердца. Чтобы только не… Ушёл. Не забрал с собой только одного – отчаяния. Да, отчаяние – это для меня… И уже всё равно, что кончился дождь, а слёзы по лицу так и ползут, и фильтр последней сигареты размок, но всё ещё угасающее тлеет. И уже всё равно, что насквозь пропиталась влагой и прилипла к дрожащему телу ненавистная белая футболка. Уже всё равно. Без тебя – всё равно.