Судьба. Заря вечерняя наполнена красным бархатом, Неслышен гул автоматов, утихли бомбы, стоны братьев. Январь не щадит морозами и снегом, Но он один израненный, еле дыша ползёт где-то По усыпанной белыми хлопьями и железом Опушке зимнего, уже давно неспящего леса. Он не жалел сам, что отдал свои силы за Родину, Первый боец Красной Армии, он за собой народ тянул. Но один, забытый всеми по снегу ползёт, по ночи, Кровь заливает глаза, трудно ноги волочить. Хоть закричи, завопи до боли, до хрипоты Лишь один Бог услышит и пара глаз из темноты. Пара хищных глаз сверкнула, боец в ужасе замолк. Треск кустов. Прихрамывая, к нему вышел старый волк. Оскалил зубы, сделал круг: разорвёт в клочья! Человек закрыл глаза, вспомнив жену и дочь.
Припев: И только мысли о Доме - Во мне они не умрут. Зверска людская жестокость, Меня живым не найдут. И в этой жизни Даже волки не злей, Чем целые стаи Двуногих свирепых зверей.
Истина выше, чем война - людское зло, Кто без крова, без тепла, а кому и меньше свезло. Хищник постоял над бойцом, думал в лес уволочь, Но в глаза заглянул человеку и убрался прочь. Истекая кровью, думал: не волки, холода добьют. Рассветает, краем глаза смотрит - люди идут! Искра жизни запылала, сердце забилось быстрее. Изнеможенный, еле дыша... и вот рядом снег захрустел. "О, Боже! Люди! Я спасён!" - пронеслось в голове его. Громкий хруст. Сломан нос. Кровь теплом обвеяла. Подняли и связали, к сосне высокой привязали, Шомпола на костре раскалили и в худое тело вогнали. И сосна качалась над ним, как мать убивалась над ним, А мерзавцы немедля уже, накинули петлю на шею. Боец молча, томимый болью, за Родину, за Отца Последний раз взглянул в небо и навеки закрылись глаза.
Припев: И только мысли о Доме - Во мне они не умрут. Зверска людская жестокость, Меня живым не найдут. И в этой жизни Даже волки не злей, Чем целые стаи Двуногих свирепых зверей.