-- Хорошо тут. Тепло, темно. -- С ума сойти, какой Бикс. Поставь, старик, "Jazz me Blues". Сджазуй мне блюз. -- Вот как влияет техника на искусство, -- сказал Рональд, роясь в стопке пластинок. -- До появления долгоиграющих в распоряжении артиста было всего три минуты. А теперь какой-нибудь Стэн Гетц может стоять перед микрофоном двадцать пять минут и заливаться, сколько душе угодно, показывать, на что способен. А бедняге Биксу приходилось укладываться в три минуты -- и сам, и сопровождение, и все прочее, только войдет в раж, и привет! -- конец. Вот, наверное, бесились те, кто записывал. -- Не думаю, -- сказал Перико. -- Это все равно что писать сонеты, а не оды, лично я в этих пустопениях не разбираюсь. Прихожу потому, что надоедает сидеть дома и читать бесконечный трактат Хулиана Мариаса. Грегоровиус позволил налить себе стакан водки и стал пить ее понемножку. Две горящих свечи стояли на каминной доске, где Бэпс держала грязные чулки и бутылки из-под пива. Сквозь прозрачный стакан Грегоровиус с восторгом наблюдал за тем, как независимо горели две свечи, такие же чужие, совсем из другого времени, как вторгшийся сюда на несколько мгновений корнет Бикса. Ему мешали ботинки Ги-Моно, который лежал на диване и не то спал, не то слушал с закрытыми глазами. Мага, зажав в зубах сигарету, подошла и села на пол. В ее глазах плясало пламя зеленых свечей. Грегоровиус завороженно смотрел, и ему вспомнилась улица в Морло под вечер, высокий-высокий виадук и облака. -- Этот свет совсем как вы -- сверкает, трепещет, все время в движении. -- Как тень от Орасио, -- сказала Мага. -- Нос у него то большой делается, то маленький -- здорово. -- А Бэпс -- пастушка, пасет эти тени, -- сказал Грегоровиус. -- Все время имеет дело с глиной, вот и тени такие плотские... Здесь все дышит, восстанавливается утраченная связь, и музыка помогает тому, водка, Дружба... Видите тени на карнизе, у комнаты словно есть легкие, и даже как будто сердце бьется. Да, электричество все-таки выдумка элеатов, оно отняло у нас тени, Умертвило их. Они стали частью мебели, лиц. А здесь все не так... Взгляните на потолочную лепнину: как дышит ее тень, завиток поднимается, опускается, поднимается, опускается. Раньше человек входил в ночь, она впускала его в себя, он вел с ней постоянный диалог. А ночные страхи -- какое пиршество для воображения...