Мы в опасности – те, кто знает, что суть – не смысл, что никто никому не должен – ни друг, ни враг; те, кто с каждым вопросом бездну ответов вызнал, кто ни людям, ни самому себе никогда не врал, понимает – не видит в розах, не слышит басен, много смотрит по сторонам и почти молчит, очень добр к другим. Но сам для себя опасен. Тем, что к жизни уже ни поводов, ни причин.
Я – не повод. Они – не повод. Мы все - не повод, задержаться еще на время, стоять в дверях. Ты попробуй растолковать хоть кому тупому, что не всем можно верить - правду не говорят, - что не кто-то волшебный дарит живые силы, что ты сам так скомандовал: строить - отдать под слом. Много слов – где по делу мало произносилось, тишина – там, где что-то важное проросло.
Тишина – там, где мысль; где приглушенным стоном повторяется грубый, горький, стальной мотив: «Остается простое, радостное простое; одинокими как явиться, так и уйти».
Сколько раз прошумело крыльями «вот, спасти бы…», столько раз оборвалось. Рукопись сожжена. Приглашаю к жизни робким своим «спасибо». Я - не повод. Никто не повод. И тишина.