Мы не спали где-то примерно третие сутки, В порывах страха кто-то терял рассудок, Кружилась голова, по телу судороги, мандражки, Что там не твердят, но умирать страшно. Сильный смрад стоит, люди поддались бегам, Спотыкались, ломились, тянулись за верой, Обманчивый голос нежно шептал на ухо: ‘Скоро все это кончится, и мир рухнет’. Бесконечные споры про сны, просьбы у заборов, Вырастали сыны, чувствуя холод затворов, Хриплый хохот стариков, кашель падших, Дождь мочил серого цвета фуражки. И что же там? Руины старого светлого мира, Мой Роттердам, что блестит пылью, как картина. За ноги дурной силой тянула тина, И забывались быстро те, кого мы любили. Сердце гоняло кровь, я считал удары, Отдавшись ветру, да, такое бывает, И на пороге ночи укрывался пледом, Сплетенный руками матери, он продолжал греть. Продолжал петь про себя и что же прозевал, За что забыл, за что не знал, За что боролся, что же тут искал Среди тех людей, с детства точили оскал.
Мой последний причал – остров невезения, Как бы я не кричал, искал спасения, Душу терзали смутные мысли, И на минутку я завис в небе, как птица.