Заливаю в себе эту злобу, антидепрессанты по рецепту, но мне плевать я срываю засовы. Эти двери все равно никуда не ведут, поэтому храним всё самое святое навиду? Житуха тралит так, что дай, боже, ворваться в сон. Спокоствие дарит озноб, эй небо, дай нам солнца для стаи ослов, мы так устали от собственной желчи, что же там крепится в сердце кроме сожженных и прочих тайн? Там пустота. кручу старые песни по кругу, новую жизнь по спирали, память стираю и этим напуган. Предпочитаю 50/50 водки и сока, чем звонок другу. брошенный на произвол судьбы, я пытаюсь забыть, слиняв, люди клянутся любить других, но любят лишь себя. Странный мир, где ради сук, да камень в брата, зарываюсь в грунт из сердечного кратера, беру пробу из недр, это место давно потеряно, правда, никакой живой материи. А наш союз, тем временем, в истериках дышит наладом, да ладно, я привык грести всё под себя лопатой и рыть ямы. Очередной гробик, где нить правды, ступая по ней, я , стало быть, прослыл дрянью. Тебе бы просто быть рядом, когда нужно, пока я падаю с этого каната прямо зрителям в душу.
срываю кожу с собственного тела, пускай, на эту жизнь в обиде сам, она стерпится - сненавидится. людишки копашатся в нижнем белье своих притязаний, любя, они стерпятся - сненавидятся. кидая за борт сгнившие трупы из грез, им нет конца, и все они стерпятся - сненавидятся. и когда ты потонешь в собственном дерьме, выпав за борт, вдруг полюбишь то, что ненавидел сам.