открой на каждом углу цветочный и книжный, на полках скрываясь от пижонов, даря дамам охапки пионов, завалив лепестками притоны, я целовал тебя тогда в пол тона, срываясь ногами с хрупкого трона, надев на тебя корону, принцесса северных крон, и я вернусь в потерянный город, как забытый бостон,
и походу бастард, но кричу тебе стой, протянув охапку пионов, мне бы ещё день протянуть до тебя и ночного сияния стонов под одеялом в новом неведанном мире, что мы соткали сотами слов и наших уютных бытовых мелочей, без гротескных склок, злых свор, в которых лишь грязи поток, в тебе уверен на сто, как в сопках и фьордах,
читая против тебя кон кордом, рискуя никогда не забыть, ставки на всё, как Чинаски, скачки и ипподром, за нами тотальный контроль, над куполом каждого дрон, и мы прячемся, прячемся, прячем от всех бед и белой горячки в подземелье, как гризли, на всю зиму впадая в спячку. пока кто-то поливает бензином дома, дико спятив, мы либо в пещеру, либо на острова, и я вечность целую тебя, на раз поднимаю голубые глаза на два задыхаюсь и пытаюсь убраться назад,
моё убранство цветёт, как внутренний сад, в котором я постиг твою красоту, забравшись на самую опасную высоту своих чувств, там был Пруст, был Ален Рене, Томас Вулф и каждый тонул в этой реке, прыгнув на глубину касания тел, это как горит последний в мире продуктовый отдел, и каждый коп отстранится от дел, что бы позволить любить каждому каждого,
творить самое важное в полных пионов глазниц, мимо вальяжных дорогой в семь саженей я сажаю плоды и даю побеги, что бы нестись в неге к бесконечному лету внутренних лет, расцветает под рёбрами лес, и я помню детали всех твоих колец, мой пион, как настоящий венец.