Разлитая вода на подоконнике, сгоревшее белье в агонии не помнишь ничего всего девять кривых в половнике наполненном картонными коробками перезвони - все ровно еще четыре дня и мы что-то из серии покойников прочти его письмо - он обронил себя на коврике смешались краски, холст помятый забав не прятав, встав, ушел не выспавшись смеялся где границы ада? завязаны узлами как боями речевыми в море слёзы вместо крови слабость заменила силу воли солнце не вставляло, а круги серебрянного сплава жалили глаза в показе - каждому свое начало знаки имитации промыв синтетикой в её окне наполнялись снова розовыми очками от ferre озноб на коже искал, что покороче но поршень тот же как мотив его забрался в мнений больше твоя мертвая прямая, как петля под потолком он - кривая линия пожар, заполнивший наш дом мы - тупая аксиома, силует бессилия зрителей критика исчерпана, режиссер - просто любитель Gillia У меня есть два надуманных трупа из стекла и обеденная рекламная пауза ставшая главной в этом дне, этой луже она плавно превращалась в странную разделочную доску я изучил её досконально получив доступ к острым краям ища сходство с траурным венком между тобой и искомым иксом в однокомнатной иконе, узаконенный лужами на подоконнике мозг столь отутюженный, не понимав, что нужно нам и завтраком остуженным отужинав в чужих руках мы стали приторным оружием снаружи вывернутым мнением, немое уплетая мы выяснили, что это смерть приобретаема с критерием вреда мелькая и охватывая у меня на воскресение запаяны заплатки.