Рубашка отца пахнет бумагой и летом, прижимаешься ближе, чтобы вдохнуть. Шум, казаки, салки, прятки — всё это где-то. Запах рубашки — и ничто не приходит на ум. Мама — цветочный халат и каре — рассказывает сказку на кухне под вечер. Мнёт картошку. — Саша, ты будешь пюре? Свет отключили. Где спички и свечи? Брат старше тебя на пять лет. Ему нет дела до рубашки и сказок. Он из карманов отца набирает монет, хотя знает, что будет за это наказан.
От футболки отца пахнет наливкой — рябина и вишня. Всё меньше в стакане. Мама на кухне. Сегодня перловка с подливкой, пока он в гостиной храпит на диване. У мамы нет времени на глупые сказки, так сказал вчера вечером брат. Мама руку кладёт на плечо. Ты этой ласке — нежданной-негаданной — рад. — Это временно, Саша, послушай. Просто твой папа взял выходной, просто эти статьи, биографии… душат. — Просто наш папа уходит в запой.
Свитер отца резко пахнет горечью. Тот же запах живёт и в квартире. В одеяло — в нору свою кроличью — прячешься — и ты в другом мире. Сказки мамы были из книжек. Теперь она любит другие истории: сериалы по первой программе ей ближе, чем светлые сказочные церемонии. Брат сдирает с тебя одеяло. — Выключи фонарик, бросай читать, лучше б, Саша, тебя не стало, тогда никто не мешал бы мне спать.
Папин галстук пахнет бумагой и летом. Мать хотела выбросить — ты не дал. Лишь чёрт — или бог — теперь знает, где он. А у тебя в душе грёбаный шквал. Мама теперь красится в рыжий. На тебя ноль внимания, на обед бутерброды, но ты — совсем-совсем — на неё не обижен. Она тихо плачет — ты ревёшь до блевоты. Брат чёрт-те где пропадает ночами. Ты пишешь стихи и комкаешь бумагу. Хорошо выходит разве только случайно, когда на листы глядишь через влагу.
Мама завела ярко-белую кошку — у отца была аллергия на шерсть, — улыбается и готовит окрошку. Ты не любишь, но готов её есть. Брат находит тетрадь с твоими стихами, смеётся. — Ты, Саша, — девчонка и гомик. — А от тебя гнилыми несёт потрохами. Ты не прячешься под одеяло. Ты больше не кролик. Ловко завязываешь виндзорский узел — ты уже совершенно вырос. Пока брат глаза ещё злобно не сузил, думаешь, что тебе это, кажется, снилось.
Твоя рубашка пахнет бумагой и летом. Ты бросил стихи: теперь тебе нравится проза. Брат говорит, ты ещё и «с приветом» и ногти грызёшь наверняка от невроза. По вечерам мама уходит куда-то. У неё красивые туфли и платья, и плащ, когда на улице холодновато. Брат уже работает, но ему мало платят. Ночью ты ждёшь его тихого храпа. Вы не спите — предметы в неярком свете. — Слушай, Саша, ты помнишь папу? — спрашивает он. И ты готов ответить.
Над твоей головой потолок висит светло-серой тучей. В конце каждой истории есть эпилог: его пишут, когда становится лучше.