тоска по тебе, как скрипка, вступает с высокой ноты, обходит, как нежилые комнаты, в сердце полости и темноты, за годы из наваждения, распадаясь на элементы, став чистой мелодией из классической киноленты
давай когда-нибудь говорить, не словами, иначе, выше, о том, как у нас, безруких, нелепо и нежно вышло, как паника обожания нарастает от встречи к встрече, не оставляя воздуха даже речи
выберем рассветное небо, оттенком как глаз у хаски, лучше не в этом теле, не в этой сказке, целовать в надбровья и благодарить бесслёзно за то, что всё до сих пор так дорого и так поздно
спасибо, спасибо, я знала ещё вначале, что уже ни к кому не будет такой печали, такой немоты, усталости и улыбки, такой ослепительной музыки, начинающейся со скрипки
пронзающей, если снишься, лучом ледяного света, особенно в индии, где всё вообще про это - ничто не твоё, ничто не твоё, ни ада, ни рая нет вне тебя самого, отпусти, не надо
Вера Полозкова
Я без тебя... Не то, чтобы не могу. Просто такого - не пожелать врагу, это когда согнули тебя в дугу - девочка-лапочка - "не-подходи-опасно". Это когда по сердцу - разрядом ток, оно бьется как-то неправильно, между строк, словно каждое слово - последний рывок, глоток - невозможный, нелепый... и чаще всего - напрасный.
Это как будто воткнули в тебя иглу, и она проникает под кожу, все дальше вглубь, так что проще свернуться калачиком на полу, чтоб забыть на минуту, где у тебя болит. От нее никак не избавиться, не извлечь. Она дрожью бьется где-то в районе плеч, в сердце - и вовсе врывается, будто смерч - не спасают ни но-шпа, ни звон молитв. Это как будто ты - самый большой магнит, меня тянет невольно, нанизывает на нить... Только ты ведь холодный и твердый - ведь ты - гранит, я едва успеваю не врезаться на бегу...
Ну а так все в порядке - улыбка, осанка, смех - это вполне безобидный, невинный блеф. Я, возможно, здесь даже кажусь вам счастливей всех. Только я без тебя... А впрочем - могу. Могу.