Я вспоминал наш бедный дом среди снежного поля, Стоит один, мишкой на севере в хрустальной вазе. Отпетый льдом, лишь флюгера заржавевшие вторят, Порывам ветра, нарушая тот сокральный стазис. И опечален я бродил среди могил и склепов, Горд и свободен, каравеллой в изящном сосуде. Но счастье парусов моих припорошило снегом, Ведь нету под фальшивым небом настоящих судеб. И я узрел весь декаданс городского величья, За райский сад вам выдавая стеклянные степи, Для этих, спящих на яву и восходы вторичны, Им даже глупость здесь возводят в десятую степень. Обиженый на пустоту и до боли ценичный, Я покидаю безвестный квартал. Коли не вышел из меня ни торговец ни нищий, То стало быть мое место не там. И я пойду к старому дому дорогами древних, Чтоб на руинах научится искусству прощать. Коли судьбина мне готовит корону из терний, То будет верным заложить и седьмую печать. И я прокрался в темный час городской суматохи, Мимо охраны у железных безрадостных врат. Перемахнул через забора раскосые блоки, И до рассвета миновал императорский сад. Там тишина, дорога долгая с юга на север, Кругом равнина, ни холма, ни древа, ни дома. Кругом гонимая ледовою вьюгой Рассея, И только я ее слепой неумелый ребенок. Погода скалится и лошади вязнут в снегу, Грустно воротят слюнявые морды. И 20 лет могут быть прожиты в 20 секунд, Да только время не жалует мертвых. Конечно нет, ведь людям время даровано смертью, В светлом стремлении измерить и поймать момент, Нам подсознательно презренны вороны и черви. Как и все то что провожает людей на тот свет. Давая пищу существам мы срастаемся с миром, В едином синтезе, ложась на вселенский алтарь. Мы постигаем его блеск и бескрайнюю силу, Освобождаясь навсегда от обрезков и тайн . Наш дом исчез, теперь лишь доски да немые камни, И волки ненависти съели моих лошадей, Горизонт не выделил ни острова ни маяка мне, Но мы ведь встретимся в мире идей.