Когда, свершив свое земное назначенье, Скажу себе: "Пора почить безгрёзным сном!", Ты осени в тот час, о сладкое забвенье, Мой смертный одр твоим ласкающим крылом!
Не надо мне ни тех, кому с моим наследством, Ни даже тех, кому со мной расстаться жаль, Ни дев с распущенной косою - жалким средством Изображать свою обычную печаль.
Нет! пусть сольюся я в тиши с земной скуделью, Без общепринятых стенаний над собой, Не став помехою чьему-нибудь веселью И дружбы не смутив нежданною слезой.
Но если бы любовь в подобный час остаться Могла покойною и вздох унять в груди - В последний раз вся власть её могла б сказаться В той, что живет, и в том, кто долженъ отойти.
Как сладко было б видеть мне, моя Психея, Что смотришь до конца ты ясно и светло! Само страдание забылось бы и, млея, С улыбкой счастия в мир лучший отошло.
Но тщетно! красота уходит поневоле По мере как бежит дыхание от нас, И слезы женщины, текущие по воле, Лгут въ жизни и дарят бессильем въ смертный час.
Да будет же мое последнее дыханье Не остановлено присутствием людским! Для нас, людей, ведь смерть не есть уж ожиданье И скорбь земли давно неведома уж им...
Да! умереть, уйти навек и без возврата Туда, куда уйдет и каждый из людей, Стать снова тем "ничто", которым был когда-то, Пред тем, как в мир пришел для жизни и скорбей.
Сочти все радости, что на житейском пире Из чаши счастия пришлось тебе испить, И убедись, что чем бы ни был ты в сем мире - Есть нечто более отрадное: не быть!