Почти нет веры — глаза напротив, Что им мешает съебнуть от тебя на повороте. С отмазой что мы все такие из крови и плоти И смысл жизни нарисован цифрами на банкноте Я все о том же, с пеной у рта читаю стену Когда-то был наивным, стал остервенелым, Как вырванное сердце на покрывале белом, Я — вызов генам, сломанный шуруп на дне системы, «Я несу любовь», кричат лгуны, кусая чужой локоть, Им невдомек, что их любовь всего лишь похоть, Время плохих героев, слома устоев, И погружается во тьму души моей ковчег Ноев, Но я не сдался, я просто ограничил круг, От сладких мук, не к месту шаловливых рук, Пустых подруг и тех, кому так режет слух мое «Привет, братух», для них я слеп и глух.
В новике знакомые, ступени вниз и турникеты, Навстречу бесконечной свалке мусорных пакетов. С осени до осени, от насморка к расстройству нервному, Я проживаю каждый миг внутри своей вселенной. Плеер как стена утром в переполненной маршрутке, За двоичным кодом прячась в офисе от сплетен жутких. Устал от шуток и от бессмысленных вопросов, От бессчетного числа начальников и боссов. Просто, устал от той любви, что пачкает постель, От той любви, которая выписывает сроки чувствам. Все меньше верю в нее, ни что так сильно, как она, Не собьет с ног, отвернувшись, улыбнется пусто. Откровения самоназванных друзей и трели, Стремных спутниц, плохо нарисованной улыбкой, Сообщений от прихожан, от ухожан, учереждений. К дзоту, учителей и гениев. Снова бесконечные портреты на нечетких лицах, Нет желания смотреть в глаза им, есть желание скрыться. В пустоту из пустоты, лучше, чем всю жизнь метаться, От неудачных проб, до надписей «Не прислоняться».