там где мы падали в мягкую почву, твои слова снова наполнят хабы, сомнительный уют, съемная на Кулхавен, теснились планы, никогда словно не канут. в ванных только малиновый сироп, зеленый чай. тебя на трипах не взяло, но обещаю найти огромные глаза и горячие вены, потом взрываться и казаться в них заживо тленным. всаженных плев номера шрамами на переносице, ведь миноносочки зовут такие жанры нонсенсом. а ты, коль бросишься одна - значит мы оба бросимся. а брошусь сам, как непосредственно отбросишь постфиксы. флинтовый ларчик - сердце. тонет в давках Роттердамов, в рот ебал время когда ты кротка и не до метафор. домик в Гааге, бродим, с карт сбиваясь, кормит только память планов переросших, крайность увидав, не увядая, но стираясь о постукивания колес о кафель. когда ломает, и я не смогу в твоих мужчиной, краснеют глазки, лишь бы не смотреть белесый Архем, просто, подыхая, я один пускал портвейн по жилам. как заберет нас пьяная дорога, что пиздец, я видел твои карие везде, даже не зная, как себя зовут. и время истекает пусть, бессрочно я обязан тут себе, блюсти покой звонких и пьяных праздников.