Your love and pity doth the impression fill Which vulgar scandal stamp'd upon my brow; For what care I who calls me well or ill, So you o'er-green my bad, my good allow?
You are my all the world, and I must strive To know my shames and praises from your tongue: None else to me, nor I to none alive, That my steel'd sense or changes right or wrong.
In so profound abysm I throw all care Of others' voices, that my adder's sense To critic and to flatterer stopped are. Mark how with my neglect I do dispense:
You are so strongly in my purpose bred That all the world besides methinks are dead.
Мой друг, твоя любовь и доброта Заполнили глубокий след проклятья, Который выжгла злая клевета На лбу моем каленою печатью.
Лишь похвала твоя и твой укор Моей отрадой будут и печалью. Для всех других я умер с этих пор И чувства оковал незримой сталью.
В такую бездну страх я зашвырнул, Что не боюсь гадюк, сплетенных вместе, И до меня едва доходит гул Лукавой клеветы и лживой лести.
Я слышу сердце друга моего, А все кругом беззвучно и мертво.