На смену, пришедши Хомы на дневную Нашли чтеца живого едва. Глазами взирал он в даль неземную, Идти он не мог, вели лишь держа.
Придя же на двор, он робко встряхнулся И выпить горилки велел принести. “Да много на свете дряни водится! – Рукою, махнув,- А страхи каки!”
Округом собрались все подле него. “Да ты поседел!” – вскричала старуха. “И вправду седой, - промолвил Спирид,- Точно такой же, как наш старый Явтух.”
Философ, услышав такие слова, На кухню к зеркальцу сбежал опрометью, И истины ужас увидев, он там Сказал, наконец: “Пойду же я к пану.
И так, мол, скажу я, и всё объясню, Что больше читать нет сил и нет мочи. Пусть в Киев обратно меня ко он шлет Подальше от панночки – небожной детищи”.
Сотник в печали сидел неподвижно И как и доныне, с грустью в лице. “Здравствуй философ, благополучно? Как же идёт работа в церкви?”
“Так то оно, но во чертовщина Водится тут, ты хоть беги”. “Как это так?”. “Да ваша, пан, дочка Хоть с родом она, да упокой ей души.
К себе Сатану она припустила, Такие страхи пером не пиши”. “Читай, читай! Голубка не просто Призвала тебя для чищенья души”.
“Власть ваша, пан, не могу, ей богу”. “Читай, читай! – продолжал сотник,- Христово дело, карманы денег. Тебе одна ночь осталась всего лишь”.
“Ка-ка б не награда, а ты, пан, как хочешь. Не буду читать!” – Хома произнёс. “Слушай философ! – пан грозно ответил,- Этих выдумок я не люблю!
Знаешь ли ты что такое канчуки, Хорошие кожи, не в бурсе твоей?”. “Как не знать, – Хома голос понизил,- Неистерпимы в мере большой”.
“Да только не знаешь как ещё хлопцы Драть и парить умеют мои,- Сотник поднялся не с грустью свирепым,- Выпорют, плюхнут и ещё, и ещё!…
Так-то ступай и справляй дело, Исправишь – тысяча червонных тебе. А не исправишь – больше не встанешь! Лучше читай, не то будут тебе!”
“О-го-го! – подумал философ,- Да этот хват! С ним нече шутить”. И выходя, бежать он надумал: “Ни собакам догнать, ни тебе!”
После обедни, когда всё подворье Храп испускало, открывши рты. Время настало, бурсак в бег пустился Через сад и бурьян на Киев.
Зубы стучали, его сердце билось, Корни пиная, бежал не счадя, А после бурьяна там поле, терновник, Оставив куски на шипах сюртука.
И, очутившись, он на лощине, Под вербой источник сверкал серебром. “Добрая вода! – сказал, утря губы,- Тут можно чуть-чуть и отдохнуть”.
“Нет, лучше вперёд мы побежим. Неравна, точно, будет погоня!” – Раздались слова эти за ним, Хома оглянулся взад, Явтуха видя.
“Напрасно дал ты такой крюк. Гораздо лучше выбрать дорогу Мимо конюшни, какою шёл я, Да, при том жаль, был хороший сюртук”.
На двор придя, бурсак вдохновился, Сивухи достать с погреба попросил. И закричал: ”Музыкантов мне живо!” И не дожидаясь, в пляску пустил.
Долго танцуя, всё ж спать он ложился И только водой пробудили его. За ужином он говорил: ”Кто боится, Тому никогда и не быть казаком”.