Пока пустели города, искал себя, Непонятно где, непонятно как. Я ведь той осени глупое дитя, Так любил и ждал опиумный мак.
Вены выворачивало проволокой колючей, Шершавый язык еле выговаривал слова. Было трудно оставаться для себя неизученным, Когда на части тоска, не жалея рвала.
Выговариваться мог только в стихах, Об которые нагло вытирали ноги. Искал смысл в людях – дураках, И оставлял кого-то одиноким.
Мои расшатанные нервы рвались, Мысли кромсали зубами изнутри. Оставили те, кто клялись, Что не бросят в холодной ночи.