When I was seventeen It was a very good year It was a very good year for small town girls And soft summer nights We'd hide from the lights On the village green When I was seventeen
When I was twenty-one It was a very good year It was a very good year for city girls Who lived up the stair With all that perfumed hair And it came undone When I was twenty-one
When I was thirty-five It was a very good year It was a very good year for blue-blooded girls Of independent means We'd ride in limousines Their chauffeurs would drive When I was thirty-five
But now the days grow short I'm in the autumn of the year And now I think of my life as vintage wine >From fine old kegs >From the brim to the dregs And it poured sweet and clear It was a very good year
Когда мне было всего навсего семнадцать лет Это были самые лучшие лета Это были самые лучшие лета для зарождавшейся любви Еще дышавшей свежестью чувств приятной как для новорожденного первый свет И горечью неразделенной любви она не вошла еще в мои уста И в небе яркий отсвет звезд оттого не меркнувших ночей Еще жив след их как те лета живы по сей день в памяти моей И то как шелестевшей чувственно в той зелени листвы Мы прятались в ней ото огня полуденных лучей Мое сердце было исполнено в ответ все той же самой чистой любви Когда мне было всего навсего семнадцать лет
Когда мне был всего навсего двадцать один год Это были самые лучшие лета Это были самые лучшие лета для того чтобы любить Но я понял слишком поздно как моя жизнь без той единственной пуста С которой я расставшись навсегда вдруг потерял времени счет Не мог так дальше с одиночеством я вместе долго жить Мне счастье изменило и в моем сердце больше места для него нет И размывают слезы вместо радости присущей все в очах в ответ И горечь больно очи никогда не видевшие счастья жжет Когда мне был всего навсего двадцать один год
Когда мне было всего навсего тридцать пять лет Разочаровавшись в людях и в жизни совершенно Готовый в любой момент уйти на тот свет Покончив жизнь самоубийством сломленный горечью безмерной Я вынес сам себе приговор осудив на смерть себя Чтоб в гнусный мир невозвращаться предсмертною тоской знобя Душой в полном бессильи вне себя В беспамятстве тех лет где не был я любовью ничьей согрет Когда мне было всего навсего тридцать пять лет
Но день разлуки предсмертной с этим миром подошел И подавив в себе стремленье дальше жить Убитый горем и подавленный болью, что до меня никто не снизошел Стояла осень в городе и по капельки дождя извилистая нить Одна из миллиона вместо слез моих Скользила по лицу безудерженно вниз И это был для меня последний миг Ушел из жизни я навеки не прожив свою всю жизнь Все годы стремительно проблеснув печалью в душе моей со смертью пронеслись Но я был в этот миг совсем ни душой ни сердцем уже не жив Это были самые лучшие лета которые растаяли как миф Это были самые лучшие лета которые растаяли как миф