«Сладко мне твоей сестрою, Милый рыцарь, быть; Но любовию иною Не могу любить: При разлуке, при свиданье Сердце в тишине — И любви твоей страданье Непонятно мне». Он глядит с немой печалью — Участь решена: Руку сжал ей; крепкой сталью Грудь обложена; Звонкий рог созвал дружину; Все уж на конях; И помчались в Палестину, Крест на раменах. Уж в толпе врагов сверкают Грозно шлемы их; Уж отвагой изумляют Чуждых и своих. Тогенбург лишь выйдет к бою: Сарацин бежит... Но душа в нем все тоскою Прежнею болит. Год прошел без утоленья... Нет уж сил страдать; Не найти ему забвенья — И покинул рать. Зрит корабль — шумят ветрилы, Бьет в корму волна — Сел и поплыл в край тот милый, Где цветет она. Но стучится к ней напрасно В двери пилигрим; Ах, они с молвой ужасной Отперлись пред ним: «Узы вечного обета Приняла она; И, погибшая для света, Богу отдана». Пышны праотцев палаты Бросить он спешит; Навсегда покинул латы; Конь навек забыт; Власяной покрыт одеждой, Инок в цвете лет, Не украшенный надеждой Он оставил свет. И в убогой келье скрылся Близ долины той, Где меж темных лип светился Монастырь святой: Там — сияло ль утро ясно, Вечер ли темнел — В ожиданье, с мукой страстной, Он один сидел. И душе его унылой Счастье там одно: Дожидаться, чтоб у милой Стукнуло окно, Чтоб прекрасная явилась, Чтоб от вышины В тихий дол лицом склонилась, Ангел тишины. И дождавшися, на ложе Простирался он: И надежда: завтра то же! Услаждала сон. Время годы уводило... Для него ж одно: Ждать, как ждал он, чтоб у милой Стукнуло окно; Чтоб прекрасная явилась; Чтоб от вышины В тихий дол лицом склонилась, Ангел тишины. Раз — туманно утро было — Мертв он там сидел, Бледен ликом, и уныло На окно глядел.