Года идут впроброс, я как-то мысли упорядочил, Хоть по рядам своих грехов пройдя, не стать порядочным. Интриги нет, в прошлом пылает трип, Где я сшивал слова словно психованный хирург - Fallout 3. Ладони замерзают в тишине. Я ближе к ней, но вряд ли эта нежность стала ближе мне. Жизни наброски, веду себя по-скотски, Плюс нервы взвинчены и я срываюсь - Ростоцкий. Решил наговорить на диктофон о чем кипит, Чтоб дать послушать ей то, что не сказано на бит. Напором быт, набор обид нас норовит кричать. Все так печально, потому что мы и есть печаль. Я говорил и удалял, опять говорил. Флобер был прав и тут полно "мадам Бовари". Я говорил, говорил, потом взвесил все: Она и есть мой мир. Я эту запись стер.
Что происходит в этой тишине? Ловишь косые взгляды на себе. Не прав всегда тот, кто уходит первым. И нам, наверное, лучше все это держать в душе.
И сколько лет подряд мне тяжело найти себя. Силы терял в безумствах непонятных клятв. Я охолаживал мечты, смеялся, когда страшно, А диктофон диктует правила словесной жажды. Бутылка Сьерры утопила во мне человека. Повсюду серость и улыбки на грани усмешки, Драматургия, паника, упреки, кризис веры, Под запись сказанная чушь до боли эфемерна. Ты рада, пока рядом я: спокоен и не пьян. Вечный смутьян, однажды все пошлю у хуям. Шале, Швейцария, и нам с тобою по тридцатнику, Ведь так хотелось видеть все то, что будет заранее. Замаливал за вами я запаренный, словами ведь Не сделаешь больнее, чем плевком в душу нечаянным. Кто-то души в тебе, правда, не чаял. Знаешь, я тут навсегда но случайно.