Вы всё никак не вырветесь из замечательного юношества, Из гнилой плюшевости, на которую пора плюнуть. Из плешивости чувств настила Выплеснутого поперёк чуткости.
Словите кайф стервенея и деревенея, Так вернее вы станете уравновешенным уравнением, Нежели будете бешено Плакаться, внешне лишь аптеками в неизбежность…
Этот мега-мир и дожди и «Доджи», Моющие средства… в отжим. Состав следствия Уперся в стену рабской безвредности И безобидно-бледным свет стал…
Вы все отнюдь не ширма, за которой вы. Плюйте в дантиста, рабочий день подходит к концу. И пламенный поцелуй картоновый, Увы, никогда не станет французским.
Вы, мой настоящий друг, не мой друг, но друг мне… Естествоиспытатель не дрогнет. Вы не под кокосовыми пальмами, А под коксом в своей старой спальне.
Это вертел нетерпения… скептики в пене. И пальцы детей тычут в стены. Протыкая изоляционный купол Закупоренных намертво кукол.
В этой химической реакции все неизменно, сонно, В посудомоечной машине мы комом. Комната как упаковка вещества какого-то, Где посуда рассыпается по полу
Крошками… прямо в эфирное пространство Брошены… воздух среди воздуха. Ничтожными дозами Неопознанного снотворного.
Это сплошная вода, но пропущенная сотней Фильтров, способных лишь нападать. И тонко-выверенный, в проводах, профиль Уже не ищет горлом сладких оправданий.
И ждёт когда же мы оглохнем В отлаженном механизме, где даже ног нет У спринтера, который молча мокнет в лужах Под дождём от собственной ненужности…
Но необходимости медленно меркнуть, Пока слезы летят… вверх. И крылья птиц серы, Произрастая ветвистыми нервами Корни моря плачут в своём безверии.