Золотится Рейна далекий отсвет, Над его мерцанием вечер тих. Раньше я бросала рыцарям косы, Но они бродили, не видя их. Раньше я глядела из окон башни, Звонок был мой голос, беспечен взгляд, Но молчало эхо в тени горчащей, И, роняя листья, молчал мой сад.
Я уже не помню, как это стало, Берег мой тонет в закатной мгле. Слишком много соли на землю упало и цветы не стали расти в золе, облетел жасмин под окном восточным, Отзвенел вдали серебристый горн. Я без сна лежала и слушала ночью как врастает в камень корявый терн.
Хоровод водили во тьме планеты, Своды опускались, давя на грудь, Рыцари бродили, не видя света, И терновник полз, преграждая путь. Совы на воротах, луна над башней, сумрачные тени, изнанка дня, Колдовство мое становилось страшным, Я же их просила спасти меня,
Но они не смели смотреть в глаза мне И тогда, смеясь, я сказала «нет!» И один упал с обрыва на камни, А другой вонзил себе в грудь стилет, Лишь один остался, самый упорный, Ощупью блуждает у входа в склеп, Что же он там ищет меж веток черных? Больше ничего – он давно ослеп.
Сыплются осколки недоброго смеха, Зеркало туманится, стонет рог, Вот еще один в эти дебри заехал, Потерял карту, коня и клинок. Разбуди меня, я хочу проснуться, Явь твоя ужасна, как страшен мой сон, Где же ты теперь, о моя Рапунцель, В зарослях терновника плачет он.